Мне хочется встать и уйти, но я напоминаю себе, зачем я здесь. Все это ради Табби.

Хотя, возможно, я здесь и ради себя. Ради того, чтобы заполнить пробелы, оставленные моей сестрой.

– А ты этого не сделал, – твердо заявляю я. – Ты не дал ясно понять, что ты думаешь о Марке. Но ты ему завидовал, так ведь?

Он делает большой глоток пива, но его лицо остается бесстрастным.

– Я не знаю, что она тебе сказала, но не верь этому. Она многим пробила мозги. Это просто невероятно. Она проникает людям в головы и заражает их так, чтобы они могли думать только о ней. Она заставляет других думать, что она о них беспокоится, но на самом деле единственный человек, о котором она беспокоится, – это она сама.

Киган говорит так, будто моя сестра – это какой-то пожирающий плоть вирус. Я бросаю косые взгляды по сторонам, разглядывая квартиру и то, что Киган называет своей жизнью. Повсюду разбросана одежда. Корзина для грязного белья переполнена. Двухместное кресло забросано куртками, и среди них торчит бюстгальтер. Я знаю, что у Кигана есть девушка, потому что у нее открытый профиль в «Инстаграме», и она выкладывает фотографии, где они вместе, почти так же часто, как фотографии самой себя.

– Ты и правда ее ненавидишь, – говорю я. – За то, что она лишила тебя Марка. Но в то же время ты испытал и облегчение, так ведь? Я видела, как ты смотрел на него. Ты ему завидовал.

Костяшки его руки, сжимающей пивную бутылку, белеют.

– Марк был моим другом. Я ему не завидовал. Я просто за ним присматривал. У него есть тенденция позволять девушкам себя использовать.

– Но тебе бы хотелось, чтобы они использовали тебя. – Я знаю, что права. В тот день на пляже я видела вещи, которые не видели другие, потому что я внимательно за всем наблюдала, пока остальные друг с другом разговаривали. Я видела, как взгляд Кигана метался между Марком и Табби. Я не могла понять, кого же из них он ненавидел сильнее.

Я закидываю ногу на ногу, и взгляд Кигана снова соскальзывает вниз. И в этот момент до меня доходит осознание. Теперь я понимаю, какую силу ощущала Табби каждый день. Силу своей внешности. От осознания того, что кто-то находится в твоей власти, кружится голова. Может быть, Табби думала, что это единственное, что она может контролировать.

Я не моя сестра. У меня другие сильные стороны. Мне не нужны ее уловки. Меня вообще здесь быть не должно.

– Что ты хочешь этим сказать? – спрашивает он.

Я встречаюсь с Киганом взглядом. Я ошибалась на его счет. Он не просто парень из супермаркета, который потерял лучшего друга. Он умнее, чем показывает людям. В этом они с Табби похожи.

– Я не знаю. Почему бы тебе не сказать, что у тебя на уме? Готова поспорить, твоим мнением никто не интересуется. Все интересовались мнением Марка. Ему доставалось все внимание, а не тебе. Я могу это понять. У меня и Табби все так же.

Должно быть, я впервые вслух произнесла эту частичку правды.

– Ты пытаешься прыгнуть выше головы, – говорит он. – Это она сделала. Я не сомневаюсь в том, что это сделала она. Знаешь, у нее есть темная сторона. Она не хотела, чтобы другие знали о ее существовании, но я ее видел. И ты тоже ее видишь.

Я почти начинаю защищать Табби – почти, – потому что именно этим я занималась все это время. Она моя сестра, моя кровь. Но затем я понимаю, что слова Кигана – правда. У моей сестры есть темная сторона. Она как маленький монстр, как своеобразный домашний питомец, которого нам не разрешили завести в детстве. Он то тихий и хитрый, то громкий и дерзкий. Все то, что Табби делала и за что попадала в неприятности, всегда было ради того, чтобы кого-то защитить. Защитить тех, кого Табби любит. Меня. Элли.

Насколько далеко Табби готова зайти, чтобы защитить саму себя?

– Мне нужно идти, – говорю я, вставая.

Не то чтобы в присутствии Кигана я чувствую себя в опасности. Но он явно что-то скрывает. Возможно, такую же темную сторону, которая есть у Табби.

– Она не такая, как ты думаешь, – говорит он.

Я замираю на полпути к двери, потому что часть меня хочет узнать, какой Киган видит Табби. Другая часть меня хочет уйти, потому что боится об этом узнать.

– Сделай кое-что для меня, – окликает меня Киган, когда я подхожу к двери. – Передай ей мои слова. Скажи ей, что мне совсем не жаль.

Как только я оказываюсь в коридоре, я снимаю туфли, в которых не могу ходить, и начинаю бежать. Я бегу, пока не достигаю Колдклиффского парка, где иногда подтягиваюсь на турниках после тренировки. Я бегу до тех пор, пока шорох леса не превращается в полноценный гул.

Мне совсем не жаль.

Табби когда-то сказала то же самое. И она не единственная.

ЭТО ТРУДНО ОБЪЯСНИТЬ. Я знаю, что суд приближается, что правда будет раскрыта и справедливость для Марка восторжествует. Однако у меня такое предчувствие, что все так просто не закончится. Так что, да, кое-что ужасное уже произошло, но Табби запланировала что-то еще. Кое-что более масштабное. Я боюсь, что окажусь поблизости, когда произойдет взрыв.

Я УЖЕ ПОЧТИ ОТПРАВИЛА на переработку карту, которую дал мне Киган. Вряд ли она мне еще когда-нибудь пригодится, верно? Я не планирую в ближайшее время играть Веронику Марс[22] в лесу. Плюс хранить карту – это очень стремно. Такое ощущение, будто я одна из этих ненормальных, которые хотят «расколоть Раскол».

Лишь развернув карту и почти отправив ее в шредер, стоящий в кабинете моей мамы, я замечаю кое- что странное в ней. И я не уверена, что понимаю, что это означает.

ТАББИ ГОВОРИТ МНЕ, что она не нравится Кигану.

– Он хотел, чтобы они с Марком все лето вдвоем были не обременены отношениями. – Она закатывает глаза, а потом смотрит на свои ногти, которые сегодня накрашены темно-фиолетовым.

– Я ходила к нему, – говорю я. – К Кигану. Он сказал, что у него для тебя сообщение.

Табби слегка приподнимает левую бровь, и я почти успеваю упустить из виду это едва заметное движение. Почти.

– О, неужели? И зачем тебе вообще ходить к нему? Держись от него подальше, Бридж. Он нехороший человек.

– Меня не нужно защищать. Он хотел, чтобы я тебе сказала, что ему совсем не жаль.

Она улыбается.

– Ага, уверена, что так и есть.

– Что он вообще имел в виду, Табби?

Она наклоняется вперед так близко, что наши лбы практически соприкасаются. Ее веснушки, появившиеся за лето, поблекли и почти исчезли.