для любого жителя королевства Шэнь, будь он наследник престола или последний нищий.

Сказать правду — тем более.

— Пожар, унесший жизни принца Дэшэна и наложницы Минчжу. Потому что по твоему приказу слуги заблокировали двери восточного крыла дворца. Потому что по твоему приказу никто не стал тушить пожар вовремя. Ты смотрел, как они горят. С тем самым восторгом, с каким сегодня смотрел на смерть людей, пойманных к твоему дню рождения.

— Я сделал это, — глухо признал принц.

После чего поднял голову.

— Я сделал это, но не ради своего удовольствия. Я лишь хотел не дать тебе совершить ошибку. Ради тебя! Ради всех нас!

— И какую же ошибку я мог совершить? — спросил король.

Он уже догадывался, в чем на самом деле была причина.

Но из последних сил надеялся, что ошибся.

— При дворе ходят слухи, — отвернулся Цзиньлун, — Что ты намеревался, когда принцу Дэшэну исполнилось бы шестнадцать, лишить меня титула и сделать наследником его.

В ответ Шэнь Пак спокойно пожал плечами:

— Я сделал бы это, если бы он показал себя более достойным правителем, чем ты. Я не буду скрывать, что возлагал на него большие надежды. Но лишь время показало бы, каким он вырос. Смог бы стать тем, кто возглавит страну и приведет её к процветанию... Или же прославился бы лишь жестоким нравом и погрязанием в извращенных удовольствиях. Как его старший брат.

Наследный принц подкинулся от этих слов, дернувшись, будто от пощечины. Лицо его исказилось яростью, он отшатнулся от отца, будто видел перед собой отвратительного демона.

— Не смей так говорить! — вскричал он, грохнув золотым блюдом об пол.

Гнев короля выдало лишь ледяное выражение алых глаз.

— Ты забываешься, сын мой. Я не только твой отец, но и твой король. И ты смеешь повышать на меня голос?!

Когда Его Величество гневался, то естественной реакцией любого жителя королевства было склониться ниц перед ним. Так поступил и Цзиньлун... но уже через пару мгновений плечи его затряслись.

Он смеялся.

— Король... Да. Ты король, отец.

Без разрешения наследный принц поднял голову.

— Ты король, чье время уходит. Ты король, потерявший всех своих сыновей, кроме одного. Слишком старый, слишком слабый, чтобы зачать нового. Ты спрашиваешь, как я смею повышать на тебя голос? Я смею, отец. Потому что я тебе нужен. Потому что я нужен твоей стране. Королевству Шэнь нужен король, отец, и он будет нужен ему даже после твоей смерти. Никто, кроме меня, твоего единственного сына, не станет им!

Под конец своей речи он почти кричал.

Шэнь Пак молчал, подавленный и разбитый.

— Даже сейчас, — сказал он наконец, — Стоя перед Моим лицом, слушая обвинение из Моих уст, ты смеешься над памятью моего сына? В тебе нет ни капли раскаяния, Цзиньлун? Ты чудовище. Ты хуже демона. И чем иметь такого короля, как ты, королевству лучше не иметь никакого!

— Смелые слова, — откликнулся Цзиньлун, — Но достанет ли тебе духа исполнить их в действительности? Сможешь ли ты нарушить заповедь предков Шэнь объединить все, что находится под Небесами?

Воцарилось молчание. Вопрос был риторический.

— Ты прав, — признал наконец Пак, — Ты прав. Эпоха Единства не должна прекращаться. Она должна продолжиться — вместе с династией Шэнь.

Цзиньлун благосклонно кивал и слегка улыбался. Он ощущал себя победителем.

— ...но это не значит, что ты увидишь её, — продолжил король, — Стража!

Шэнь Цзиньлун оказался далеко не героем. Быстро проиграв поединок воли с собственным отцом, он был скручен и брошен в темницу собственного дворца. И почувствовав на себе самые любимые из своих игрушек, уже к вечеру принц взмолился:

— Пожалуйста! Отец! Пощади меня! Умоляю тебя! Я сделаю все, что ты скажешь!

— Слово сказано, — ответил Шэнь Пак, — И слово услышано.

И замкнулся поток духовной силы, формируя Клятву Заклинателя.

После этого Цзиньлун никуда бы уже не делся. Получив его клятву, король Шэнь мог воззвать к ней, когда бы ему заблогорассудилось. Но он не стал ждать, не стал давать своему телу увять, не стал даже пытаться привести в порядок все дела. Слишком боялся он, что в итоге ему не достанет силы воли поступить как должно.

Что ему не достанет решимости убить родного сына.

Поэтому лишь неделю он выждал, потребную, чтобы исцелить раны наследного принца. А затем король Шэнь, удостоенный посмертного имени Цуйгаоцзун, был отравлен неизвестными заговорщиками.

И новый король вступил на престол.

— ...это было необходимо, — бормотал Шэнь Юшенг, — Цзиньлун был чудовищем. Я поступил правильно.

— Да, Ваше Величество, — торопливо подтвердил регент, не имевший представления, какого Цзиньлуна он имеет в виду, — Вы поступили правильно. Как и всегда.

Король перевел на него мутный взгляд красных глаз.

— Чонглин? Я... заснул?

Он прикрыл глаза, чувствуя, как верный ученик утирает пот с его лица.

— Да... Это был сон...

— Это был сон, Ваше Величество, — подтвердил регент, — Никакого Цзиньлуна нет во дворце.

— Уже триста лет, — проговорил король, — Триста лет... Ты представить не можешь, как это тяжело. Как давит на меня этот груз. Триста лет...

Он пошевелил плечами, пытаясь приподняться на постели. Чонглин развернулся было, чтобы кликнуть слуг, но король остановил его:

— Оставь. Никого не зови. Зажги свечу: в темноте мне кажется, что сон мой продолжается.

Не добавляя к этому вторую часть. «Что сын мой зовет меня в могилу».

Загорелась свеча, разгоняя мрак — и развеивая образ Цзиньлуна, молчаливо ожидавшего за Мостом Найхэ-цяо своего убийцу. Образ того, кого Шэнь Пак все эти годы ненавидел — и в то же время любил.

Ибо не может отец не любить своего сына, даже если сын — чудовище.

— Ваше Величество, вам нужно беречь силы, — укоризненно сказал Чонглин.

При попытке рассмеяться король тяжело закашлялся. Смех был одной из последних вещей, что покидали его на излете каждого земного срока.

— Силы? Ты думаешь, в этой развалине еще есть что беречь? — спросил он, — Я умираю, Чонглин. Ты понимаешь это не хуже, чем я. Со дня на день я умру. Присоединюсь в царстве мертвых ко всем предкам Шэнь и предстану перед их судом.

— Пусть они будут к вам милостивы и справедливы, — почтительно