увеличивался — того гляди, закупорит горло. Застонав, Геннадий выбрался из рубки, подполз к борту ланчи и выплюнул кровяной ошметок в воду.

Две чайки, маневрировавшие рядом с ланчей, выискивавшие что-то в воде, испуганно шарахнулись в сторону. Рот вновь начал наполняться кровью. Процесс этот был быстрым и, похоже, трудноостановимым… Надо было что-то делать. Но что?

Москалев сообразил. Вспомнил свои детские годы, там иногда возникало нечто подобное. Он сунул в рот сигарету, которая немедленно прилипла к губам, щелкнул зажигалкой.

Небольшой столбик пепла, который возник на конце сигареты очень скоро, он стряхнул себе в ладонь, с ладони снял пальцами, — дело было тонкое, столбик мог в любой миг рассыпаться, и Геннадий даже подивился тому, что этого не произошло, — сунул себе в рот, прямо в гнездо, оставшееся после вырванного зуба. Примял пепел пальцем.

Тот разом намок, — и двух секунд не прошло, — расползся по лунке. Геннадий поспешно сунул сигарету в губы. Вскоре поспела вторая порция пепла. Он также определил ее в кровоточащее гнездо, придавил влажную, слипшуюся в крохотный, довольно плотный кирпичик, кучку пальцем. Откинулся спиной на палубу ланчи и затих.

Боли по-прежнему не было, она осталась в зубе, который надо выкинуть за борт — пусть валяется на дне бухты, беспокоила только кровь — будет сочиться или нет?

Полежав неподвижно минут пять, отдохнув немного, он зашевелился и подполз к ведру, стоявшему около сетевого ящика, в который перед выходом в океан укладывают высушенную сеть. К дужке ведра была привязана веревка — им брали воду за бортом и за веревку вытягивали на палубу.

Подтащив ведро к борту, Геннадий начал аккуратно опускать его вниз, в воду. Подцепил вместе с какой-то мелкой полоротой рыбешкой и поволок наверх. Почувствовал, что от напряжения кирпичик, заткнувший кровоточащую лунку, лопнул и рот вновь начал наполняться кровью. Тьфу!

Он поставил ведро рядом с собою, опять откинулся на спину: требовался новый отдых. Главное — никаких резких движений, полный покой. Он привстал и выплюнул красно-черный кирпичик пепла, пятнами рассыпавшийся по нескольким доскам палубы, подхватил сигарету, стремительно догоравшую, и затянулся ею.

Через полминуты он загнал в кровяную лунку новую порцию пепла и снова распластался на палубе.

Поднялся минут через двадцать, когда почувствовал себя лучше, а главное — спокойнее. Кровь перестала идти. Легонько, сжимаясь опасливо, языком, самым кончиком его, обследовал лунку, уже успевшую чем-то накрыться — то ли десной, сместившейся в сторону, то ли кровью, обретшей вязкую плоть, — пепел же куда-то исчез… Ему сделалось легче.

Через час Геннадий, поглядывая по сторонам, засекая, что происходит вокруг, — без этого на море жить нельзя, — уже занимался работой. Работы было много.

О том, что будет с зубами дальше, не продолжится ли то, что произошло, он старался не думать.

54

Прошлое начало возникать перед ним все чаще и чаще. Наверное, это было связано с возрастом… На память пришел 1965 год, — выплыл из таинственного ничего, из подсветки времени. Хорошая была пора, хотя и сложная — холодная война гремела вовсю, каких только матерных слов, наполнявших эфир, не наслушались тогда люди.

Эсминец "Выдержанный" в конце лета находился на дежурстве в океане и, измотанный штормами, в сентябре вернулся домой, на базу в бухту с грозным названием Разбойник. Едва причалили к берегу и помахали бескозырками родным, пришедшим встречать эсминец, как неожиданно прозвучали тяжелые звуки боевой тревоги.

Ситуация, как стало понятно, сложилась непростая. Совсем недалеко от Разбойника. Оказывается, из нашего порта в Северную Корею вышла морская баржа-самоходка с оружием. Оружие было передано нами Ким Ир Сену для укрепления народной армии, все сделано было законно, с соблюдением международных правил, но как часто бывает в таких случаях, события стали развиваться не по прописанному заранее сценарию.

В открытом океане на северокорейскую баржу напал корабль, на корме которого трепыхался флаг Южной Кореи. Экипаж баржи был перебит и сброшен в воду, место расстрелянных матросов заняли южнокорейские военные.

Погибая, экипаж баржи успел передать сигнал бедствия на базу отправки, сообщить, что происходит. Немедленно прозвучала боевая тревога.

"Выдержанному", который не успел даже толком пришвартоваться и опустить трап на землю, пришлось снова выходить в море. Такое в бухте Разбойник происходило нечасто.

Вместе с "Выдержанным" в море вышел еще один эсминец с романтичным юношеским именем "Вдохновенный". Кораблям нужно было в темном бушующем просторе, среди огромных волн отыскать самоходную баржу и, остановив, потребовать объяснений…

Наверное, трудности этого поиска мог представить себе всякий человек, даже очень далекий от военного дела: баржу было отыскать труднее, чем иголку или английскую булавку в скирде соломы, и все-таки эсминцы сделали это довольно быстро — морские разбойники не успели ускользнуть в один из своих портов, в какой-нибудь Наннын или в Пхохан и спрятаться там — их остановили прямо в море.

Воевать барже против двух эсминцев было очень глупо — все равно что дворовой собачонке задираться против двух тренированных бегемотов, подопечные Ли Сын Мана (или как там звали шефа Южной Кореи) безропотно подняли руки: мы не виноваты, мол…

Десантная группа находилась на "Вдохновенном", поэтому Геннадий не видел, как происходило объяснение десантников с южнокорейскими вояками. "Выдержанный" выполнял свою задачу — перекрывал возможное бегство баржи, хотя, если честно, бегство такое было маловероятно. Штукенция эта могла произойти только в том случае, если бы десант не справился с бандой разбойников. А этого быть не могло. Просто потому не могло, что не могло быть вообще. По определению.

Руководитель Северной Кореи Ким Ир Сен прислал экипажам эсминцев горячий привет и пообещал поименно наградить каждого участника операции орденом, либо медалью — в соответствии с заслугами, — но поскольку был он человеком очень занятым, то награждение не состоялось, он просто забыл о нем.

Что ж, такое бывает и бывает, к сожалению, часто, так что Москалев к своим неполученным наградам относился спокойно. И вообще их на нынешний день набралось бы столько, что и четырех пиджаков, которые остались у Геннадия дома на Дальнем Востоке, не хватило, чтобы все цацки вместить на бортах и показать согражданам… А больше пиджаков у него не было.

Баржу притащили назад, в свои воды, из Северной Кореи прибыл второй экипаж, и злополучное судно вновь отправилось в путь. На всякий случай эту плавучую коробку сопроводил наш сторожевик: все-таки оружие есть оружие, мало ли чего может случиться с баржей — опять нападут лихие люди, завладеют стволами, кинутся свергать власть где-нибудь в демократической Гиппопотамии или на самостийном острове Большой Урюк, отвечай потом за это безобразие.

Когда начинаешь вспоминать свое прошлое,