руками из-за надувных саней, которые, как я знаю, являются проклятием существования Боба и радостью Нэнси.

Я говорю себе не смотреть. Не обращать внимания. Но ничего не могу с собой поделать. Мой взгляд ищет блестящую белокурую головку в море темноволосых Уолшей.

Я не вижу ее. Пока не вижу. Но это ничуть не облегчает внезапную приливную волну боли, которая, кажется, поглощает меня из-за неизбежности встретиться лицом к лицу с женщиной, которую любит Том.

Не думаю, что смогу это сделать.

За последние двадцать четыре часа я пережила автомобильную аварию, сотрясение мозга, дюжину швов, еще одну аварию, брожение по снегу, грязный номер в мотеле, кражу всех вещей и двухчасовую сессию пения с веселым водителем грузовика.

Со всем этим я справилась.

Но это? Встреча с Лоло? Я не могу.

Но, конечно, я должна это сделать.

Грузовик — простите, Ребекка, — останавливается у скромного, ухоженного дома в пригороде. И Уолши, которым Том пару минут назад отправил смс с телефона Горби о нашем скором прибытии, подходят к грузовику, переговариваясь между собой.

Любимый сын — это, конечно, повод для радости. А вот его бывшая?

Я делаю глубокий вдох и тянусь к дверной ручке. Она заедает. Предзнаменование? Возможно. На мгновение трусиха во мне задумывается о том, чтобы умолять Горби отвезти меня прямо в аэропорт. Но искушение обнять бывших родственников еще сильнее, чем желание избежать Лоло.

И все же ручка не поддается.

— Горби, что за...

— Старушка Ребекка разыгрывает из себя скромницу, милая, — говорит Горби, откусывая последний кусочек от своего третьего бургера за последние часы. — Просто потяни медленно и слегка подтолкни ее плечом.

Том добавляет:

— Осторожно. Мы не хотим снова потревожить твою рану.

— А мне показалось, что с ней все в порядке, — радостно заявляет Горби. — Я хорошо рассмотрел ее, когда Том недавно проверял повязку.

— Замечательно. Рада, что ты все хорошо рассмотрел, — бормочу я, прислоняясь к двери по указанию Горби, как раз в тот момент, когда отец Тома открывает дверь, с другой стороны.

Я практически падаю на него, и Боб Уолш, ничуть не смущаясь, заключает меня в теплые объятия.

— Черт возьми, Кэти. Столько времени прошло. Как же приятно видеть тебя.

Долгое время я позволяю ему обнимать меня. Позволяю себе притвориться, что все по-другому. Что это все еще моя семья, что Том...

— Моя очередь, моя очередь, моя очередь, — говорит Нэнси, отталкивая мужа и заключая меня в свои теплые объятия. — Кэтрин, дорогая. Ну и денек у тебя был.

— А как же я? Мой денек? — добродушно говорит Том, обнимая своих брата и сестер.

Его мама отпускает меня и протягивает руку, чтобы ласково погладить его по щеке, ее глаза слезятся.

— У тебя тоже, Томми.

Боб кладет руку на плечо сына.

— Рад, что ты добрался, сынок.

— Спасибо, папа. — Том тянется к отцу и обнимает его, и у меня немного слезятся глаза, когда я вижу восхищенное удовольствие на лице Боба, прежде чем он обнимает сына в ответ.

— Сейчас, — говорит Боб, отстраняясь, прочищая горло и доставая бумажник. Он кивает в сторону грузовика. — Сколько мы должны этому прекрасному джентльмену за поездку?

Я улыбаюсь, услышав, что «джентльмен» относится к Горби, но затем меняю свои мысли, потому что если Горби не самый настоящий джентльмен, то я не знаю, кто он. Такой щедрый, добрый человек, который заставил меня переосмыслить... ну, вообще-то, все мои жизненные решения.

Чем я и занималась последние двадцать четыре часа.

— Я позабочусь об этом, — говорю я, принимая наличные, которые Боб щедро протягивает мне. — И я, конечно же, верну вам все до цента, как только разберусь с потерянным бумажником.

— Ты мне ничего не должна, — бросает мне вслед Боб.

Когда я возвращаюсь к грузовику, взгляд Тома встречается с моим, и, несмотря на то, что он широко улыбается своей семье, в его глазах читается противоречие, как и у меня, когда я чувствую, что мы действительно достигли конца этого путешествия.

Нашего путешествия.

И тут, позади себя, я слышу ее. Незнакомый женский голос, не принадлежащий ни маме, ни сестрам Тома.

— Том!

Его взгляд устремляется прочь от меня. В сторону Лоло.

— Извини, что меня не было здесь, чтобы поприветствовать тебя, — слышу я ее слова. Я общалась по FaceTime с братом, чтобы посмотреть рождественское выступление моей племянницы, и, о боже, я так рада, что ты здесь...

Я иду к грузовику, не дослушав до конца.

Осторожно, чтобы не испортить праздничное настроение разрывом швов, я забираюсь в кабину, где сидит Горби и со счастливой ухмылкой наблюдает за воссоединением Уолшей.

— Горби, — говорю я шокировано. — Ты плачешь?

— Ничего не могу с собой поделать. — Он вытирает глаза. — Мы с Бекки очень любим семью на Рождество.

Я оглядываюсь через плечо, радостно машу сестрам и брату Тома, которых мне еще предстоит как следует обнять, а потом заставляю себя посмотреть на нее.

Лоло...

Ну, не совсем то, что я ожидала. Она блондинка, но вместо того, чтобы быть крошечной, миниатюрной и гламурной, она кажется... очень настоящей. Очень милой, на самом деле. И нельзя отрицать, что ее улыбка, когда она взволнованно разговаривает с Томом, очень, очень настоящая.

Она любит его. Он любит ее. И я с удивлением понимаю, что...

Я счастлива за него.

И все же...

— Ты собираешься сказать ему? — спрашивает Горби.

Я оборачиваюсь и с удивлением обнаруживаю, что водитель грузовика изучает меня. Он все еще улыбается, но уже не так весело.

— Что? Кому?.. — Я вздыхаю, когда он просто бросает на меня взгляд, который говорит, что я лучше, чем дешевые отрицания. — Нет, Горби. Я не собираюсь ему ничего говорить.

Горби печально качает головой.

— Том заслуживает того, чтобы знать, дорогая.

— Он много чего заслуживает, — говорю я. Лучшего, чем я могу ему дать.

Я пытаюсь вручить Горби деньги, но он выглядит оскорбленным и отталкивает мою руку.

— Было весело провести несколько часов с вами, ребята. В приятной компании.

С запозданием я понимаю, что сегодня канун Рождества и что Горби проведет его в грузовике, один. Как бы ни были они близки, Ребекка не сможет спеть с ним «Детка, на улице холодно» так, как это могу сделать я.      

— Горби, не думаю, что... — Я показываю