вместо песни из его горла вылетали пронзительные ноты, вплетающиеся в шум бушующего речного порога. Аня не могла видеть лица Алексея Ильича, но была уверена, что оно выглядит страшно.

Аня перекрестилась, почувствовав, что лишняя здесь, на этой странной перекличке человека и гибельной воды, несущей смерть всем, кто попадёт в её каменные жернова. И ещё она отчётливо осознала, что, если сейчас хозяин обернётся и увидит её, быть беде. Ей вспомнились ребячьи перешёптывания про оборотней, которыми девки побойчей пугали своих робких подружек. Расширяя глаза от страха и постоянно оглядываясь на тёмные углы, рассказчицы вещали о блуждающих в ночи вурдалаках с кровавыми клыками и руками, покрытыми волчьей шерстью, которая отрастала в полнолуние. Жуть какая! «Слава тебе, Господи, луна сейчас не полная!» – глянула Аня на тонкий месяц, качавшийся на чёрном облаке.

Боясь повернуться, Аня принялась тихонько пятиться назад, пока не скрылась за поворотом. Оказавшись в безопасности, она, не переводя дыхания, побежала в дом и с головой юркнула под рядно, которым укрывалась на ночь.

Случайно увиденное поразило её. Дрожа в своём закутке, Аня напряжённо думала, но никак не могла понять, что должно случиться в человеческой жизни, чтобы вот так, одиноко и неприкаянно, бродить по ночам и безысходно выть от отчаяния? Неужели она вправду попала в услужение к оборотню? Кто знает, что случается с людьми на каторге?

Вопросы, наползавшие один на другой, становились страшнее и страшнее. Зажмуривая глаза, Аня вспоминала сказки о тёмных силах, всё больше понимая, что правы люди: в доме у реки нечисто. А раз так, то она должна постараться изменить это. Иначе зачем её занесло именно сюда, к однорукому барину?

«Позвать бы батюшку да отслужить молебен», – с тоской вспоминала она отца Вассиана, который так больше и не вернулся в село. Мужики говорили, что на Троицу его расстреляли как врага народа. Аня всегда поминала батюшку Вассиана в молитвах, прося Господа упокоить его душу. Теперь она будет молиться и за Алексея Ильича, авось и дойдёт до Господа её голосишко. Должен же кто-то просить за человека, иначе как жить?

Эта ясная мысль на время успокоила её, но всё же, входя в кабинет хозяина для занятий, она незаметно вглядывалась в его лицо и руки, пытаясь найти на них ответ на главный вопрос: кто он, Алексей Ильич, оборотень или несчастный человек?

Выходило, вроде человек: зубы как зубы, широкий нос, по вискам кудрявятся чуть рыжеватые остатки волос, а единственная рука – широкая, белая и совсем не волосатая.

Посоветоваться было не с кем, а лезть с расспросами к Нгуги Аня опасалась: раз люди много лет вместе живут, то наверняка в сговоре.

К утру, когда Аня всё же решилась осторожно поинтересоваться у чернокожего, как они познакомились в Алексеем Ильичом, её разбудил ритмичный стук, выбивающий затейливую мелодию. Стук то убыстрялся, то становился редким и медленным. Было похоже, что на улице озорничают невесть откуда взявшиеся мальчишки из Дроновки.

У Ани разыгралось любопытство. Неужели, действительно, во двор этой неприветливой избы пришли гости? И кто они?

Оконное стекло отражало раннее утро с серым небом, затянутым дымкой. Оно предвещало пасмурный весенний день, чавкающий под ногами мокрым снегом, и веселья у них в доме вроде бы не предвиделось.

Подойдя к окну, Аня с интересом выглянула во двор, да так и застыла, прикрыв рот ладошкой. Увиденное ввергло её в необычайное изумление: прямо посреди двора скакал почти голый Нгуги, одетый в лёгкую юбочку, сплетённую из лыковой мочалки. На шее у него болталась какая-то круглая штука наподобие берестового туеса, в которую он стучал палочкой, время от времени неразборчиво выкрикивая: «Опа! Опа!»

Смотреть на голого чёрного мужика Аня засовестилась, но, зажмурив глаза, всё же нет-нет, да и подглядывала, что он там отчебучивает. Очень уж занятные фирули выписывал чернокожий своими сильными мускулистыми ногами. Аня прежде таких танцев видом не видывала и представить не могла. Деревенские девки с парнями тоже за околицей изрядно хороводы водили и барыню каблуками выбивали, но ведь не голяком плясали, тряся лыковыми мочалками. Девки у них на круг павами хаживали, одна перед другой величались да нарядами выхвалялись. Парни старались не отставать. Иной кавалер есть-пить не будет, а картуз на голову у захожего продавца выторгует. Да ещё с лаковым козырьком.

А тут! Срамота!

Аня ожидала, что Алексей Ильич сейчас выскочит из дому и отругает Нгуги, но он, видимо, не слышал, что творится в его дворе, а может, он с ним заодно.

Вспомнив, что она увидела ночью у порога, Анюта моргнула глазом на скачущего Нгуги и чуть не заревела в голос: ну и в переделку она попала! Один по ночам волком воет, другой голяком скачет! Думала, Нгуги хороший, добрый, а он, вон, носится ополоумевши, будто за ним лешие по пятам гонятся!

От расстройства Анины руки словно забыли свою привычную работу и никак не могли растопить плиту. То полено ложилось поперёк топки, то в золу скатывалось. Пока Аня воевала с плитой, сзади незаметно подошёл Нгуги и, чуть запыхавшись, довольно сообщил:

– Хорошая весна будет. Нгуги уговорил солнце не задерживать снег на земле и поскорее принести нам тепло. Видела, как я старался?

Спичка в Аниных руках чиркнула мимо коробка и сломалась. А спички необходимо беречь, по нынешним временам они большая ценность.

– Нгуги, кого ты уговорил? – не поверив своим ушам, Аня решила переспросить, и её голос дрогнул от удивления.

– Солнце, – утвердительно произнёс чернокожий. – У нас в племени каждую весну воины обязательно танцуют весенний танец и просят солнце не сжигать траву. А у вас, наоборот, приходится просить его гореть поярче, иначе холод и дождь. А это бррр… – Он обхватил руками голые плечи и поёжился, показывая, как порой бывает холодно. – Если воины хорошо танцуют, громко бьют в барабан, высоко прыгают, грозя противнику копьём, то солнце радуется и дарит людям то, о чём они просят. А если воины сытые, ленивые, то солнце от них отворачивается и помогает другому племени.

Печка наконец разгорелась, и, глядя, как шустрые огоньки пламени цепочкой бегут по растопке, Аня с облегчением подумала, что всё-таки не ошиблась в Нгуги. Он весёлый и добрый, только глупый. Разве станет умный человек скакать по двору и уговаривать солнышко греть поярче? Ну, чисто, дитя неразумное. Нешто солнце само не знает, что ему делать?

За завтраком Нгуги держался серьёзно, словно именинник, а когда Аня положила ему в тарелку пареный овёс, с достоинством кивнул и предложил:

– Вечером мне надо ехать в