— Ты знаешь, что Санатан предлагает? — шепотом спрашивает она по дороге.

— Знаю, — также шепотом отвечает муж. — Он предлагает сестре перебраться в Патну. Пятьсот рупий жалованья и особняк в Лохия-нагаре…[39] Что у нее здесь? Развалюха да сарай, что сохранились еще со времен Адама.

— Сам-то Санатан из какой касты?

— А какое это имеет значение? Главное — кто он и какие у него доходы. Так вот, Санатан — сын крупного коммерсанта. Отец умер, оставил большое наследство. В Патне у него — собственный дом, машина. Ежегодно одних только картин скупает тысяч на десять — двенадцать. Среди писателей, артистов и в кругах богемы у него большие связи. К тому же должность — секретарь Академии искусств и ремесел.

— Сестрица, кажется, согласна…

— Даже если бы она и не соглашалась, наша святая обязанность — убедить ее в необходимости такого шага…

Мать Пхульпатии простодушна и доверчива — ни хитрить, ни лукавить не умеет. Тотчас же согласилась.

А Пхульпатия заупрямилась: не поеду, и все тут. Как только прослышала про переезд — бросилась ничком на земляной пол да так и застыла, лежит, не шелохнется. Не помогли ни уговоры матери, ни красноречие дяди.

— Ну что ж, может, мне попробовать? — изрекает тетка и решительно проходит в дом.

— Пхульпатия, доченька, — ласково окликает она племянницу.

Пхульпатия поднимает голову.

— Ты тоже пришла уговаривать меня, тетя? И ты хочешь, чтоб мы переехали в Патну? Так вот и тебе я повторю: не хочу я переезжать в город, не хочу. Здесь жили мой дед и мой отец, здесь буду жить и я. А когда придет время умирать… — и она разрыдалась.

— Всегда была упрямая, с пеленок такая.

Санатан сторонится всех, сумрачный ходит. Две ночи уже не спит, все планы строит — как создать Big-scale folk-art industry[40]. И Пхульпатия с матерью помогли б заложить основу. Надо завтра поговорить с Пхульпатией.

Утром Пхульпатия расписывает красками гордо распустившего хвост павлина, контуры которого вывела на стене мазанки ее мать.

— Это павлин танцует или пава? — вполголоса спрашивает Санатан, неслышно подходя к ней сзади.

— Разве у павы такой хвост бывает?

— А вы сами видели, как танцует павлин?

— По весне каждый может видеть, как он танцует… Вы хотите что-то сказать мне?

— Я просил, чтобы вы подумали о моем предложении еще раз…

— А что изменится, если я еще раз подумаю? Я уже много раз думала о нем… И вот что я решила, Санатан-бабу. Если мать хочет, пусть едет. А меня лучше не просите.

— Но вы же сами говорили, что готовы следовать за матерью…

— Оставим это. А то невольно с языка что-нибудь может сорваться.

— Это я уже слышал — в самый первый день, как прибыл сюда…

— Вы что же, считаете, что с людьми можно поступать так же, как с картинами?

— Не понимаю.

— А тут и понимать нечего. Вы вот картины покупаете, так и нас с матерью хотите купить?

— Откуда вы взяли? Напротив, я хочу, чтоб у вас с матерью были…

— Вы умный человек, Санатан-бабу… Почему ж вы не хотите понять простых вещей?

Санатан на минуту задумывается. Потом тихо говорит, заметно волнуясь:

— Скажите… Ответьте всего лишь на один мой вопрос, — тихо произносит он, наконец. — Кто он… Кто тот счастливец, ради которого вы…

— Кто он? — переспрашивает Пхульпатия и указывает на танцующего павлина, что изображен на стене: — Вот он, видите?.. Я не хочу покидать его, понимаете?

— Понимаю! — с глубоким вздохом произносит он. — Ну, ладно, пусть будет по-вашему.

Санатан молча наблюдает за девушкой. Упрямо наклонив голову и крепко сжав губы, Пхульпатия быстрыми движениями кисти расписывает танцующего павлина. И Санатану вдруг чудится, что павлин взмахивает крыльями и издает торжествующий призывный крик. И в душе юноши начинает звучать мелодия песни, которую распевали когда-то девушки в его родной деревне, взлетая к небу на качелях.

А по деревне уже катится слух: мать Пхульпатии уезжать не собирается, не может она покинуть родную деревню. Санатан намеревается открывать здесь какой-то центр. Будут приезжать сюда на три месяца девушки из Патны, Дели, Калькутты и других городов — учиться настенной росписи. А Пхульпатии и ее матери назначили жалованье — тысячу рупий в месяц. Да, да, девушки будут обучаться бесплатно. И в газетах об этом напечатано. Бадри Бхагат каждому встречному об этом рассказывает. «На этот раз, — говорит, — и деревню, наконец, полностью назвали. Вот читай: «Здание нового центра народного искусства в деревне Моханпур округ Мадхубани будет возводиться по проекту известного архитектора господина Хусейна».

В ответ слушатели радостно восклицают:

— Ну, слава всевышнему, вспомнили, наконец, и о нашей деревне!

Перевод В. Чернышева.

Нафис Африди

СОКРЫТО В ДУШЕ

© Nafis Afridi, 1975.

На дерево у мечети легли сумерки. Мулла Карам Илахи поднялся на минарет. Перегнувшись через парапет, он окликнул портного Баббана Шейха, лавчонка которого приютилась возле мечети, и спросил, который час. Еще через мгновение он поспешно выпрямился, приложил ладони к ушам и пронзительным голосом начал призывать к молитве:

— О великий аллах!..

Тетка устремила на минарет слезящийся взор и сердито заворчала:

— Ишь, завопил! Чего это он так рано нынче? У нас еще вон сколько дела осталось!

Джумия отложила в сторону резец. Тетка склонилась к очагу. Держа в правой руке лист жести, она яростно размахивала им, чтобы раздуть огонь. Из ее глаз струились слезы. У дядюшки, когда он видел это, обычно вырывался тягостный вздох. Как нелегко ей, бедняжке! К этой всегда сердитой и сварливой женщине он и сейчас испытывал чувство нежности, которое, к своему удивлению, ощутил в первое же утро после свадьбы. Замечая, что жена быстро слепнет, дядюшка всякий раз думал о том, как бессмысленно растрачено все, чем была дорога ему эта женщина. Придет день, когда она совсем лишится зрения и не сможет обходиться без посторонней помощи.

Хаким[41] Бахауддин Барни, выписывая для нее рецепт, строжайше предупреждал, что солнечный свет и дым очень опасны для ее глаз. «Если она не будет беречь себя, то хорошего ждать нечего!»

Однако получается так, будто яркий свет и дым поклялись не оставлять в покое эти слезящиеся глаза. Беречься ей никак не удавалось. Дел по дому немало. Кто ими будет заниматься? Если бы не помогала Джумия, то тетка давно бы слегла и не вставала. На дочерей надеяться не приходилось, они уже давно привыкли жить вольными птицами.

* * *

После ареста дяди изготовлением ламп пришлось заняться Джумии. Тетка два раза в день готовила еду, латала ветхую одежду