— И потерять половину людей.

— И спасти город, — резко сказала я. — Тень, ты же не о людях беспокоишься, верно? Ты думаешь о нас с Конте. О том, что ты валяешься беспомощный и не можешь нас защитить

— и поэтому не позволяешь нам защитить тебя. Пойми, чёрт подери: это наш выбор, и если мы погибнем — это не твоя вина.

Тень покачал головой:

— Моя. Потому что в ловушку попался я — и стрелами теперь утыкают вас. А я валяюсь в стороне и не могу даже описать тебе, сколько у вас противников и какие позиции они заняли.

Я сжала его руку:

— Плевать. Мы вызволим тебя. Держись.

Жар в груди сделался сильнее. Ещё немного — и моё сердце запылает так, что я смогу освещать им путь.

— Я гнусно тобой воспользовалась, — прошептала я. — Потому что теперь я знаю, где ты. И как бы ты ни сопротивлялся, я не отдам тебя ни Церону, ни Подземью.

Я вскинула голову.

— Конте! — заорала я. — Идём бить филастров!

— Идиотка, — пробормотал Тень.

И резко, не давая мне вдохнуть, притянул меня к себе.

Я не успела осознать, как его губы оказались на моих. Я ощутила лишь, как целую его, и давным-давно покинутый сад-воспоминание вдруг вспыхивает, озаряется новой надеждой. Надеждой расцвести вновь в другом мире, в другом времени, когда двое братьев по — настоящему обнимут друг друга и Тень обретёт здесь дом. Здесь, а не в опустевшем каменном саду и даже не на императорском троне.

Но сначала я его спасу.

Я оторвалась от его губ, тяжело дыша, — и вдруг захлебнулась от острой горечи прощания, плеснувшей из его глаз.

Мы произнесли два слова одновременно:

— Я приду.

— Не смей.

А потом лицо Тени исказилось такой болью, что у меня остановилось сердце. Он сдавленно застонал, с хрипом открыл рот, глотая воздух, — и его рука бессильно выскользнула из моей.

.. Во тьму.

Я вскочила с каменного пола так легко, словно за моей спиной распахнулись невидимые крылья.

Тепло в груди. Я чувствовала его — и знала, откуда оно исходит. Нужный туннель звал меня. Но сначала нужно было всё объяснить.

— Конте, Арис, слушайте меня, — каким-то новым, резким и командным голосом произнесла я. — Вот что я знаю.

Выслушав меня, Конте и Арис несколько секунд глядели друг на друга. Наконец Арис медленно наклонил голову — и я поняла, что он только что передал Конте право отдавать приказы.

Конте обвёл взглядом остатки древней виллы, встречаясь взглядом с каждым из охотников, с каждым из людей Тени, с каждым из следопытов и воинов.

Наконец он посмотрел на меня. И ухмыльнулся:

— У меня есть план.

Я оправила на себе серую мешковатую рубаху с капюшоном. Такие же штаны, натянутые поверх моих собственных, превращали меня в незаметную оборванку. Если бы я скорчилась, спрятав лицо в капюшоне и руки в рукавах, меня было бы не отличить от камня.

И именно это и было мне нужно.

— Шанс будет только один, — тихо предупредил Конте. Он был одет по-прежнему, только на поясе у него висели три знакомые бутылки, при виде которых мне очень хотелось попятиться.

Горючая смесь.

— Знаю, Конте. Я готова.

Конте повернулся и показал три пальца. «На счёт три!» — говорили его глаза.

Шестеро охотников, одетых так же, как и я, заняли свои места. Остальные взялись за обломки скалы и камня, которые мы подобрали по пути и взяли с собой из развалин виллы. Да, люди Церона расстреляют атакующих безо всякой жалости. Но лавину камней они уничтожать не будут. И мы этим воспользуемся.

Камни загрохотали по туннелю. Я сжалась в комочек — и кувыркнулась вслед за ними, неотличимая от огромного угловатого булыжника.

Мне было страшно. Нестись вот так, наугад и ничего не видя, ожидая стрелы в голову в любой момент, — такого со мной раньше не было никогда. Но я должна была спасти Тень, и другие люди рисковали собой рядом со мной. А значит, я поступала правильно. Вот только то, что собирался сделать сейчас Конте…

В следующую секунду мы выкатились из туннеля, и я услышала пение арбалета. Секундой позже высоко над нашими головами расцвёл огненный цветок взрыва, грохот сотряс стены, и даже я, ожидающая этой секунды, сжалась в ужасе.

Конте израсходовал первое горючее зелье.

Медлить было нельзя. Конте дал нам мгновенную передышку, преимущество, секунды, пока наши враги не будут понимать, что происходит. Не было времени даже глядеть вперёд, на диких демонов и на филастра, что бесновались в каверне. У нас семерых была другая цель.

Я выпрямилась. И, уже взлетая наверх по узкому языку дорожки вслед за остальными, увидела портал.

Он был точно таким же, как тот, что я видела во сне, стоя рядом с полуобнажённым Тенью. Серое марево, зыбкое, затягивающее. Ключ к Подземью. Страшная сила, выплеснувшая орду демонов на наш город.

Тех, кто стоял на узкой площадке, было совсем немного, не больше десяти. Но призрачные крылья горели за спинами у всех.

А один из них, сидящий на корточках за спинами остальных.

Моё сердце заледенело.

Он чертил пентаграмму для экзорцизма. Быстро, умело, твёрдой рукой. И она уже почти была готова.

Эти демоны откладывали до последнего, чтобы оставить будущей марионетке Церона возможность путешествовать по мирам. Но, похоже, наше появление стало для этих ребят последней каплей.

Мы глядели друг на друга. Десять демонов. Шесть охотников. Мои глаза сузились. Мы победим, если они не достанут козырь из рукава.

Мои губы сжались. Не достанут. Не успеют. Или?

…Дьявол. Мои кулаки бессильно сжались, когда один из крылатых демонов с силой вздёрнул с земли избитого пленника и поставил его на колени.

В самый центр пентаграммы.

— Тень, — одними губами прошептала я.

По его лбу текла кровь, Связанный, избитый, он пошатывался, стоя на коленях, а его одежда превратилась в рубище. Сейчас никто не узнал бы в нём повелителя Рин Дредена.

Словно в насмешку, его катана валялась совсем рядом с ним. Но Тень, крепко связанный по рукам и ногам, был лишён всякой надежды её достать.

Моё сердце сжалось от боли, едва я его увидела. Разбитые в кровь губы, окровавленная одежда, мутный взгляд. Но где-то за этим беспомощным фасадом был мой Тень. Воин, который никогда не сдавался, как бы, чёрт подери, высокопарно это ни звучало. И сейчас я ставила на это свою жизнь.

— Ну! — закричал демон, вздёргивая Тень на ноги и потрясая кинжалом у его груди. — Кто смелый?