— Давайте послушаем. — Хадсон бросил взгляд на Трователло, сидящего в кресле и безучастно глядящего на только что разожженный камин.

Снаружи снова начался дождь, но уже не такой сильный, как прошлой ночью. На этот раз не было ни грома, ни молний, ни звуков пушечных выстрелов.

Хадсон переоделся в чистую рубашку. Окровавленную он бросил в дальний угол комнаты, будто ставя символическую точку в своем болезненном прошлом. Мэтью последовал его примеру. Камилла и Профессор Фэлл стояли рядом, ожидая слов одноглазого священника.

Там, на вершине холма Арканджело произнес несколько слов и осенил крестом изуродованные трупы капитана Андрадо и несчастного солдата. За двух других солдат все сказали их пропавшие вещи и одна угнанная повозка. После смерти Андрадо они, вероятно, отринули идею о поиске якобы заколдованного зеркала и со всех ног поспешили назад тем же путем, которым прибыли сюда, в надежде сбежать от других грядущих сражений. Увидев единственную оставшуюся повозку, Хадсон озвучил Мэтью и Камилле свой вывод:

— Хм, вряд ли солдаты одумаются и вернутся к нам. Особенно учитывая, что их капитан мертв.

Никто не стал с ним спорить. Хадсон лишь надеялся, что, вернувшись в венецианскую гавань, солдаты не уговорят капитана корабля отбыть обратно в Альгеро, солгав, что все остальные погибли. Но с этим, так и или иначе, придется разбираться позже. Хадсон и остальные решили оставить эти проблемы на откуп будущему.

— Вы должны понимать, что я порой «слышу» Трователло без слов. По его движениям и по выражению лица, — сказал Арканджело. — Вскоре после того, как вы покинули Санто-Валлоне, и мы добрались до своего домика, Трователло стал… взволнованным. Очень. Какое-то время он расхаживал по комнате туда-сюда, а потом сел и уставился на пламя свечи. Он попросил перо, чернильницу и бумагу и написал то, что я вам показал.

— Вы говорите, он слышал имя Валериани в кошмаре? — спросил Мэтью.

— Он рассказал, что переживал его много раз. И каждый раз сон казался ему все более реальным. Он написал довольно много, я привез не все. Но суть сводилась к тому, что он был в комнате с другими мужчинами, и они произносили это имя. Трователло написал, что он был членом какого-то… equipaggio. Как это по-английски? Команды. Эти мужчины говорили не о Бразио Валериани, но Трователло отчетливо слышал имя Киро. — Арканджело перевел взгляд с Мэтью на Хадсона и обратно. — Это имя что-то значит для вас?

Мэтью проигнорировал вопрос.

— Что это был за кошмар? — поинтересовался он.

— В этом кошмаре человек-волк перерезал горло двум ягнятам изогнутым клинком. Трователло видел это снова и снова, и каждый раз… он просыпался с криком. Но только после того, как та женщина произнесла имя Валериани, он написал это. В конце записи он трижды написал слово «Лупо». На нашем языке это означает «волк».

— И это слово — «лупо» — что-то значит для него? — спросил Хадсон.

— Должно быть, да, потому что, когда он надавил на перо в третий раз, оно попросту сломалось.

— После этого он захотел пойти за нами? — продолжал спрашивать Хадсон.

— Да. Я собрал наши седельные сумки, и мы покинули деревню через несколько часов после вашего ухода.

— Значит, это ваш костер я видел. Вы были всего в двух милях от нашего лагеря.

Арканджело нахмурился.

— Костер? В ту ночь у нас не было костра.

— Никакого? Но… — Хадсон замолчал, его глаза сузились. — А вы видели еще кого-нибудь по дороге?

— Ни души.

Хадсон посмотрел на Мэтью и Камиллу.

— Значит, кто-то еще едет за нами. Возможно, за этими двумя тоже.

— Это все еще могут быть просто другие путники, — вновь не согласилась Камилла.

— Нет, что-то здесь не так. — Хадсон пошел к очагу и протянул руки к огню. Он бросил косой взгляд на Трователло, прежде чем снова посмотреть на горящие сосновые поленья. — Кто бы это ни был, он, должно быть, хорошо знает, где мы. Я думаю, нам стоит остаться здесь еще на одну ночь. Укрыться и вести наблюдение. Если Валериани в Баланеро, он никуда не денется еще некоторое время. Согласны?

— Меня это устраивает, — сказал Профессор.

Мэтью кивнул. Он заметил, что по возвращении из голландского лагеря Хадсон Грейтхауз изменился. Его голос стал громче, а в глазах появился блеск, напоминавший о том человеке, которым он был прежде. И Мэтью был страшно этому рад.

— Нам нужно позаботиться о лошадях, — сказал Хадсон. — Распрягите их и пустите пастись.

Две лошади, на которых приехали Арканджело и Трователло, были привязаны к столбу перед домом. Лошадь священника была гнедой, а кобыла Трователло — пегой. К седлу лошади Трователло было прикреплено что-то вроде деревянного упора для спины, чтобы всаднику было удобно. Хадсон предположил, что священник попросту держал поводья или привязывал их к своему седлу, чтобы вести кобылу за собой.

— У меня в седельной сумке есть кожаный мешочек с пером, маленькой чернильницей и бумагой, — сказал священник. — Я подумал, что, если мы догоним вас, и Трователло захочет что-то сказать, надо дать ему такую возможность.

— Он может писать ногой! Я бы хотел это увидеть! — воскликнул Профессор Фэлл.

— Я тоже, — добавил Мэтью. — У меня есть несколько вопросов, которые я хотел бы ему задать.

— Всему свое время, — жестом остановил их Арканджело. — Сначала… я хочу узнать об этом имени. Почему вы ищете этого человека?

— Камилла, вы не могли бы объяснить нашу цель? Пусть Профессор поможет, — попросил Хадсон. — Я думаю, он должен знать все. Это может быть нам полезно. Мэтью, давай посмотрим за лошадьми.

— Если вы откроете мою седельную сумку и принесете мешочек для писем, это тоже было бы полезно, — сказал священник. — Не могли бы вы присмотреть и за нашими лошадьми тоже?

Снаружи, распрягая лошадей для выпаса, Хадсон подолгу задерживал взгляд на туманной дороге, по которой они приехали. Она была пустынна, на ней не было ни души. Никакого подозрительного движения.

— Ты в порядке? — вдруг спросил он Мэтью.

— Думаю, да, — ответил тот.

Он слегка лукавил. Он был все еще потрясен видом Андрадо и солдата, разорванных на части. О том, насколько они с Хадсоном сами были близки к такой участи, и вовсе