Петр Алексеич, глянь! Хуже точно не сделаешь! А то без этой дуры нам совсем туго придется, швед и так уже обнаглел вкрай.

И я попёрся на батарею. Подпоручик морду скривил — еще один советчик явился, — но куда деваться, пушка-то не стреляет. Я глянул, подъемный винт погнуло, да и планку прицельную сбило напрочь, аж повело ее.

Менять винт целиком — гиблое дело, ни времени, ни запчастей. Выходит, править надо! Заставил коваля раздуть походный горн, да клещи притащить помощнее. Пока винт грелся, я тут же, с помощью лома, клиньев да какой-то матери, прицельную кривую планку на место поставил.

Потом взялись за винт. Нагрели как надо, докрасна, и с ковалём этим на каком-то обломке железа вместо наковальни, принялись его молотками ровнять. Осторожненько так, тюк-тюк. Работа ювелирная по здешним понятиям, тем более что шведские ядра над головой так и свистели. Но ничего, общими матюками, но выправили, оживили железяку.

Собрали весь механизм обратно, дегтем смазать не забыли.

Вроде заработало!

Ствол вверх-вниз ходит как миленький! Осталось прицел выставить, а то старый-то сбит был. Тут я своим глазомером да самопальным квадрантом (с отвесом, еще в каморке сладил) попользовался, помог фейерверкеру прицельную линию снова нащупать.

На всю эту работу ушел от силы час, но для артиллеристов это было чистое колдовство. Пушка снова загрохотала, и буквально через пару залпов заткнула-таки ту шведскую батарею. Подпоручик с фейерверкером на меня смотрели так, будто я им с того света явился — уважуха в глазах неподдельная. Так и пошла гулять по лагерю байка про «хитрого фельдфебеля», который любую железяку под огнем починить может.

Успех с починкой, да еще и байки нефедовских солдат, как я шведов тех приложил, даром не прошли. Добрались слухи и до начальства повыше — до майора, который тут всей артиллерией рулил. Вызвал он меня к себе.

— Слыхал я про тебя, Смирнов, — буркнул он, сверля меня строгими зенками. — Говорят, не только машины свои мудришь, но и стрелять мастак? И пушку вон оживил давеча… А ну-ка, растолкуй, чего это наши пушки так косо лупят?

Я выложил ему всё как есть: и про ядра кривые, и про порох — то мокрый, то слабый, и про прицелы эти хреновы, да и сами пушки, честно говоря, не фонтан. Старался без умных слов, по-простому. Майор слушал, не перебивал, только кивал.

— Все так… Все так… — вздохнул он. — Да только где ж взять ядра ровные да порох добрый? Воюем тем, что есть… А вот насчет прицелов… поправить можешь?

— Смогу, господин майор. Хотя и грубо, а все лучше будет. Да и ежели расчет обучить правильно цель выбирать да поправки вносить…

— Обучить… — майор усмехнулся. — Попробуй-ка их обучи, когда ядра во все стороны летят! А вот гляди, — он подошел к амбразуре, откуда открывался вид на шведские позиции. — Видишь ту башенку у них на валу? Наблюдательный пункт, поди. Сидит там шведский офицер, да все наши ходы записывает. Мешает он нам больно. А пушки наши полевые туда не достают толком, ядра ложатся как попало. Вот кабы сбить эту башенку… Да одним-двумя выстрелами, чтобы не успели толком ответить…

Это был уже чистый вызов. И вазможность показать, на что пушки годятся, если головой думать, а не только ядрами швыряться.

— Дозвольте спробовать, господин майор? — предложил я. — С той пушкой, что я чинил. Она теперь хотя и не новая, да глядит ровнее прочих. Да и расчет там толковый, фейерверкер опытный.

Майор подумал и махнул рукой:

— А давай! Хуже уж не будет. Даю тебе волю.

В общем, мы с подпоручиком да фейерверкером еще с час ковырялись у пушки. Я прицел еще раз проверил, поправку на ветер и дальность прикинул (на глаз, конечно, но опыт кое-какой уже был). Ядра перебрали, выбрали, какие покруглее. Пороху отмерили со всей тщательностью. Фейерверкеру я еще раз вдолбил, как точнее наводиться, по кустам там, по кочкам ориентируясь.

Наконец, изготовились. Первый пошел! Ядро со свистом ухнуло в вал, чуток ниже башни. Близко, но мимо. Ладно, поправили прицел.

Второй! Ба-бах! Глядим — аж щепки полетели от этой их будки! Есть! Прямое попадание!

Да и третий для верности шарахнули — чтоб уж точно там камня на камне не осталось.

А всего лишь надо было чуть основательнее к вопросу подойти, да траекторию верную выбрать.

Солдаты на батарее закричали «Ура!». Майор, наблюдавший в подзорную трубу, только крякнул от удивления.

— Однако… Ловко ты ее, Смирнов! Ювелирная работа! Почитай, как из штуцера! Вот что значит — ум да расчет!

Этот точный выстрел, похоже, впечатлил народ еще больше, чем починка. Дошло, видаимо, что дело не только в кривых пушках, но и в том, как из них стрелять. С этим барахлом, если с умом подойти, можно горы свернуть. Мой авторитет среди пушкарей подскочил просто до небес.

После этой «ювелирной» стрельбы по шведской башенке майор на меня совсем по-другому смотреть стал. Начал к себе таскать, когда планы артиллерийские обсуждали. Спрашивал, что думаю, где лучше батарею поставить, как шведские окопы оценить — крепкие, не крепкие. Короче, я начал вникать в их тактические заморочки, видеть всю эту кашу немного сверху.

Правда толку от меня было не много, ведь я инженер, литейщик, может ремонтник, но явно не тактик. Хотя дельные мысли выкладывал, спасибо насмотренности фильмов будущего (да и в советской армии поднатаскали немного).

Понятное дело, я и сам не дремал — пялился на шведские позиции, насколько глаза доставали. Примечал, как они там свои укрепления ладят, где пушки ставят, как огнем отвечают. Заценил их сильные стороны — дисциплина у них железная, это да, да и пушкари часто толковые попадались, и пушки новые, что нам столько крови портили. Но и косяки у них были видны — часто действовали слишком прямо, как по линейке, не всегда позиции выбирали удачно, фланги подставляли.

Параллельно ковырялся и с нашим барахлом, с тактикой. Искал, где тонко, где рвется. Дошло, например, что главная засада — подвоз боеприпасов. Ящики с шариками и порохом перли на передок то на горбу, то на телегах по такой грязище, что впору утонуть. Ясное дело, вечно всё кончалось в самый нужный момент. Организовать бы это дело по-людски! Повозки какие полегче придумать, что ли… Или вообще канатную дорогу замутить — хотя это уже, конечно, фантастика для здешних времен, сам ржал над этой мыслью.

Запалы