Клайвер и его невеста, из-за которой заварился весь этот кисель— мне их не было видно, но он, наверное, тоже что-то подобное излучал, потому что лица незваных гостей, проплывавшие мимо, неуловимо менялись. Вроде выражение лиц оставалось тем же самым, но что-то неуловимо менялось. Может, настроение?

Пожалуй, будь я злобной фурией, тоже поменяла бы настроение. Если главный злодей, ну ладно, второстепенный (Люка всё же был управляющим, а не самим герцогом), так улыбается, то можно ждать любой каверзы.

И это я ещё не видела, как там идущая позади экка Юрассо. То есть Кэтлин.

Она не переставая плакала с того самого момента, как Клайвер объявил о своём решении. И просто слёзы в её состоянии уже было улучшением состояния. Потому что слова старшего сына вызвали у неё нервный припадок: и водой её отливали, и лекаря приглашали, и снадобьями отпаивали, и выслушивали слёзные причитания о негодной Хелоиз.

Мне повезло, потому что я-то жила, как и раньше, в своём домике и заставала все эти концерты лишь набегами, без, так сказать, спецэффектов. А вот домашним доставалось по полной.

Но сейчас она не проронила не слезинки, не издала ни одного жалобного звука. И когда я видела её последний раз, а это было перед выходом из замка Орбэ, выглядела как королева — спина прямая, подбородок гордо вздёрнут, движения плавные и полные достоинства.

И вот мы идём. Две пары одной шеренгой. Сзади — родственники, по обе стороны — группы недоброжелателей, впереди — священное место. У меня дрожат руки и ноги, зуб на зуб не попадает от волнения и тревоги, Люка сияет улыбкой что твой светофор.

У священного места делегация остановилась, наша шеренга образовала полукруг вокруг низкого большого камня, похожего на огромного спящего медведя, и я, наконец, увидела Клайвера и Халоиз. У него на лице читалось волнение, вполне, впрочем, закономерное в этой ситуации, а вот невеста, которая из бывших жён, была белее снега, что за ночь укрыл природу, будто приготовив и её к нашей свадьбе.

Непросто, наверное, понимать, что ради тебя любимый мужчина отказался от всего? Заодно и семью свою привёл к тому же.

— Брат! — сказал Клайвер, и его голос разнёсся над головами притихшей толпы далеко. — Готов ли ты связать себя на всю жизнь с этой женщиной? — и показал на меня.

Люка, сияющий как начищенный самовар, ответил:

— Да!

И эхо подхватило и понесло это слово с холодным ветром.

— Готова ли Зоэ Кохваль связать себя на всю жизнь с тобой?

Странная, конечно, ситуация. О моём согласии спрашивать не у меня, а мужчины, за которого я выхожу замуж. Ничего удивительного, что Халоиз была замужем за нелюбимым, её-то спросить забыли…

Но вот Люка, который с огромным интересом выспрашивал о земных обычаях свадебных церемоний, глянул на меня и вопросительно вздёрнул бровь. И ещё улыбнулся. Так широко и заразительно, что я позабыла, что вокруг нас море недоброжелателей, а ситуация не располагает к веселью.

Одними губами сказала «да!», кивнула и улыбнулась в ответ.

— Да, Зоэ согласна! — разнеслось новое радостное восклицание в морозном воздухе.

— Силой и властью герцога, магией предков и всеми силами мира, — торжественно и всё повышая голос, отчего звук начал вибрировать и звенеть как-то совершенно нереально («Магия!» — догадалась я), — подтверждаю ваше единение на веки вечные!

Я одела перстень, что мне подал слуга на подушке, на палец Люки, а потом коснулась своим перстнем — его. Короткая, но яркая вспышка от этого соприкосновения стала подтверждением того, что мы теперь муж и жена.

И Люка обнял меня, прижал к себе. Правда, целовать не стал — здесь не принято было на людях такое поведение.

Толпа вокруг нас качнулась, зашушкалась, зашевелилась — пришла очередь Клайвера и его невесты.

— Брат! — снова повысил голос Клайвер. — На месте этом, священном для рода Орбэ, хочу признать тебя братом по крови.

В толпе продолжалось брожение, и это было странно — в церемонии, когда мы проходили её в замке для репетиции, такого не предусматривалось. А вот я замерла. Брат по крови? То есть по отцу? Но… как?

Люка протянул свою руку Клайверу, тот ни секунды не медля, чиркнул по ладони себя и брата нежиданно возникшим в другой руке ножом. Быстрым движением обе окровавленных руки сцепились в крепком рукопожатии, нож полетел на снег. За спиной послышался тихий женский вскрик — это был голос Кэтлин, я не могла ошибиться! — и наростающее волнение в толпе незваных гостей. А наследник герцога Орбэ продолжил всё тем же звенящим от магии голосом:

— По своей воле и с величайшего согласия короля… передаю тебе, своему младшему кровному брату, герцогство!

Что тут началось!

Я стояла с открытым от потрясения ртом, за спиной взвыла и залилась слезами экка Юрассо, а гости, эти люди с акульими мордами, загалдели, закричали, запричитали вокруг.

А Клайвер, строгий и серьёзный Клайвер, наконец, улыбнулся и даже дернул ухом, что в здешней системе мимических знаков было равно сильно нашему подмигиванию.

Его голос взлетел под низко висящие облака:

— Данной тебе властью, новый герцог Орбэ, прошу соединить меня навеки с этой женщиной, — и указал на Халоиз.

Вообще-то, я совсем не симпатизировала ей — вздорная, истеричная баба, только что благородного происхождения, которое совсем не отражалось на её поведении — она всегда вызывала протест и желание вслух высказать, что о ней думаю. А вот сейчас мне даже стало её жалко — она стояла с таким же белым, как и раньше, а теперь застывшим лицом, и только расширившиеся глаза с огромным зрачком выдавали её потрясение.

Но голос Клайвера гремел над бушующим человеческим морем и перекрывал его с лёгкостью.

— Готов ли ты связать себя на всю жизнь с этой женщиной, Клайвер Орбэ? — голос моего Люки зазвенел так же громко, как и у брата, а у меня сжалось горло — глаза моего… мужа? Да, моего мужа сияли, счастливая и немного ироничная улыбка, которую я так люблю, не сходила с его лица.

Какие же они молодцы! Такое провернули!

Времени было совсем чуть-чуть, а братья придумали этот план и смогли его реализовать его: попали на аудиенцию к королю, испросили его согласия, а теперь провернули такое на глазах у жаждущей поживиться публики, у этих акул.

А я-то не могла понять: что же они всё время обсуждают, куда пропадают, что их вечно не найти? А