Из того, что слежка в Интернете не тоталитарна, отнюдь не следует, что она для нас безопасна. За нами наблюдают, следовательно, нами можно манипулировать. Некоторые виды манипуляции мы приветствуем. Нас могут приводить в восторг рекомендации музыкального алгоритма; нам нравится, что нам показали рекламу кроссовок; без помощи компьютера мы бы не смогли сделать ни единого предметного вывода из этого океана информации. Но удобство, предоставляемое машиной, можно назвать иначе – отказом от свободы воли. Алгоритмы делают выбор за нас. Это не так плохо, поскольку мы отдаем себя на волю манипулятору в основном добровольно. Тем не менее у нас есть вполне справедливое чувство, что мы отдаем больше, чем хотели бы, и нами манипулируют в большей степени, чем мы осознаем.

Может быть, наше цифровое будущее так великолепно, как нам обещают, а может быть, это сошедший со страниц антиутопии ад. Но, как у граждан и читателей, у нас есть все причины вставлять палки в колеса механизма. Только государственная политика способна причинить заметный ущерб монополиям, все больше подчиняющим себе мир идей. Но мы можем найти время, чтобы добровольно выйти из зоны влияния этих компаний и их экосистемы. Речь идет не о полном отказе, а о том, чтобы выделить время на самих себя.

Чешские писатели искали прорех на ткани государства, через которые они могли бы ускользнуть от всевидящего ока. Бумага – в виде книг, журналов и газет – та прореха, в которую можем ускользнуть мы. Это местность вне контроля монополий, где мы не оставляем за собой цифрового следа и потому нас нельзя выследить. Читая слова на бумаге, мы избавлены от уведомлений, звуков доставленных сообщений и прочих вещей, пытающихся перехватить наше внимание и отвлечь от размышления. Страница дает нам возможность, на какое-то время в течение дня, оторваться от машины и вернуться к своей человеческой сущности.

Вопросы, вокруг которых построена эта книга, особенно чувствительны для нас, американцев. Мы считали себя авангардом двух революций: во-первых, научной, во-вторых, политической. Мы видели нашу страну в качестве всемирного инкубатора технологий, главного изобретателя планеты – и это идеально выражало наш национальный характер: республика была смелым экспериментом, пионеры которого уходили в неизвестность. Революция в технике, конечно, была неразрывно связана с Американской революцией[132]. И та, и другая были порождением эпохи Просвещения. Как для той, так и для другой была характерна вера в разум. Наши первые изобретатели – Франклин, Джефферсон – были горячими сторонниками политической свободы. Соединенные Штаты проповедовали технику и индивидуализм, распространяя их, как благую весть, по всему земному шару. Мы многое изобрели в обеих областях, дав миру электрическую лампочку и понятие о праве на неприкосновенность частной жизни, конвейер и свободу слова.

Эти революции способствовали одна другой. Они развивались совместно, и противоречия между ними случались редко. В основном нашу экономику – динамичную, склонную к ниспровержению авторитетов, высоко ценящую акт творчества, – создала политическая свобода. Изобретения укрепляли свободу, предоставляя новые средства для творческого самовыражения, реализации свободы передвижения, развития человеческих способностей.

Вот почему происходящее сейчас выглядит настолько неуместным. Наша вера в технологию несовместима больше с верой в свободу. Мы приближаемся к моменту, когда нам придется спасать одну революцию за счет другой. Неприкосновенность частной жизни при нынешнем векторе развития технологий сохраниться не может. Наши представления о свободном рынке тоже под вопросом. Распространение лжи и теорий заговора через социальные медиа и утрата фактом роли общей отправной точки любых рассуждений создают все предпосылки для авторитаризма. В прошлом слияние человека и машины всегда было выигрышно для человека. Но мы вступаем в новую эпоху, когда это соединение угрожает человеческой личности.

Человеческая природа гибка. Она отнюдь не неизменна, однако в ней есть граница, за которой существо уже не может быть с полным правом названо человеком. Мы можем решиться пересечь этот рубеж, но должны полностью отдавать себе отчет, во что это обойдется. В данный момент не мы определяем курс. Мы дрейфуем, следуя чужой воле, – без противодействия со стороны государства, политической системы или интеллигенции. И дрейфуем мы в сторону монополии, в сторону конформизма, в сторону чужих машин.

В нашу эпоху стремительной автоматизации, когда Интернет соединяет все и вся, сама идея прокладывать свой собственный курс может казаться тщетной и глупой. «Мы, кажется, не можем больше быть владыками владычества над собой, – говорил философ Мишель Серр. – Как нам доминировать над нашим собственным доминированием?» Это неудобный вопрос, но из него следует наличие у человечества нетронутого потенциала. Технологические компании стремятся определять наши жизни и привычки, и тем не менее жизни и привычки остаются нашими. Может статься, наше общество придет в чувство и изменит политику государства так, чтобы оно защищало культуру, демократию и человеческую личность от разрушительного влияния этих корпораций. Пока что мы вынуждены защищать себя сами.

Мы позволили себе послушаться голоса сирен, убеждавшего нас думать о том, что удобно и эффективно, а не о вещах непреходящих. В свете культивирования собственной способности размышлять, в свете любви к тексту многие порочные удовольствия Интернета бледнеют и исчезают. Интеллектуальная жизнь по-прежнему доступна – ее нужно просто выбирать каждый раз, когда мы решаем, что читать и что купить, когда даем себе отдых, посвящаем время самосовершенствованию, проходим мимо пустого искушения, сохраняем тихие уединенные уголки и сознательно стремимся стать владыками владычества над собой.

Это книга о мире идей, и о том, что с ним может произойти, если не ценить его должным образом. Надеюсь, что всегда буду благодарен интеллектуальным сообществам, частью которых мне посчастливилось быть.

Большинство идей, положенных в основу данной книги, родились в офисе Леона Визельтира[133], где я часто проводил вторую половину дня, обсуждая текущие дела и бессмертные книги у него на полках. Почти двадцать лет он был моим коллегой, другом и учителем. Книга бесконечно выиграла благодаря внимательным и щедрым читателям. Особенно я обязан умелому и внимательному руководству со стороны Рейчел Моррис, великолепного редактора. Я всегда буду благодарен Дэвиду Гринбергу, Барри Линну, Николасу Леману, Морису Стаку и Якобу Вайсбергу за их предложения. Хиллари Макклеллен и Джесси Робертс оказали неоценимую помощь в подборе материала. Всякий раз, когда мне требовалось опереться на плечо собратьев-интеллектуалов, я знал, что могу рассчитывать на Анну-Мари Слотер и Петера Бергена из фонда New America Foundation. Мне оказали помощь своими ценными указаниями мои бывшие коллеги и друзья из New Republic: Джонатан Чейт, Айзек Шотинье, Джон Б. Джедис, Алек Макгиллис, Крис Орр, Джеффри Розен, Майкл Шеффер, Ноам Шрайбер, Джудит Шулевиц, Аманда Силверман, Эндрю Салливан, Грег Вейс и Джейсон Зенгерле. Я также благодарен Сьюзен Этли, Томасу Кэтену, Алану Дэвидсону, Тому Фридману, Петеру Фришу, Джеффри Гольдбергу, Джонатану Кантеру, Джоди Кантор, Ларри Крамеру, Роджеру Ноллу и Терри Винограду.