— Я думал, что вы мне ответите на этот вопрос.

— С ним что-нибудь случилось?

— Он пытался убить Анну Красновскую! — не выдержала Юлька.

— Вечный свидетель Сорнева, помолчите, вам слова не давали, — одернул ее Аванесов.

— Какую Анну? Что вы говорите?! — закричал Лева.

— Это ваша семейка нам сюрпризы подкидывает! Ваш тесть напал в подъезде на сотрудницу вашего предприятия и любовницу вашего брата Анну Красновскую, ввел ей лекарство, от которого она потеряла ребенка.

— Какого ребенка?! — не понял Лев.

— Ребенка, которого она ждала от вашего брата-близнеца, которого, по вашему утверждению, вы чувствуете на расстоянии.

— Я ничего не знал об этом. Про какую-то Анну первый раз слышу, а про ребенка тем более. А это точно Гранц? Ошибки быть не может?

— Точнее некуда, я его в подъезде со шприцом видела, только не знала, что он ваш Гранц.

— Вы его видели?

— Да, так получилось, что я познакомилась с Анной, материал для статьи в газету собирала. А в этот день проводила ее до подъезда.

— Ой, Сорнева, мне мое чутье подсказывает, что зря ты мешаешься у этой семейки под ногами. Там только одни проблемы. Теперь еще и экстрасенсы, — мрачно заметил Аванесов.

— Руслан, ну что вы в самом деле на экстрасенса взъелись! Я, когда материал про него делала, о его способностях не знала. А зовут его как поэтично — Атросим Иванов!

— Иванов? Поэтично, — быстро согласился Аванесов. — Вот Сидоров — уже нет, а Иванов — конечно…

— Многие люди способностями обладают, лишь бы это помогало в жизни. Вот Атросим на самолетах катастрофы предотвращает, разве это плохо?

— Телевизор насмотрелась, — куда-то в сторону произнес Аванесов.

А Лев Бельстон думал лишь о том, как Адольф Францевич Гранц мог совершить что-то подобное. Это было возможно только в одном случае — если надо было спасать свою семью, свою дочь. Значит, Соня обо всем знает — и о любовнице, и о ребенке, а ему даже не подала виду. Лев всегда понимал, что Соня — девушка необыкновенная, стойкая, и за свою семью она будет бороться любыми способами. Ребенка, стало быть, дамочка потеряла — это, вероятно, то, чего хотела добиться Соня Бельстон. Неужели тихая и выдержанная Соня способна на такое?!

— Лев Александрович, еще раз повторяю вопрос: что вы знаете о причастности Адольфа Гранца к совершенному преступлению? Может, это как-то обсуждалось с родственниками?

Лев честно ответил:

— Нет, я ничего не знал.

Прощаясь с журналисткой и олигархом, Аванесов не выдержал и спросил Леву:

— А правда, что найденная девочка Таня — это ваша дочь?

И Лева снова ответил честно:

— Правда!

Эта встреча-встряска на сегодня закончилась, он распахнул дверь на улицу, и ощущение твердой земли под ногами дало ему спокойствие и уверенность в своих силах.

Когда в дверь постучали, он почувствовал неладное. Василиса была на работе, и у нее были свои ключи. Из квартиры он выходил либо рано утром, либо когда на улице темнело, чтобы никто его не видел. Но шила в мешке не утаишь, и он ловил любопытные взгляды соседок и слышал, как Василиса объяснялась с одной из них:

— Родственник ко мне из деревни приехал. Ненадолго.

Василий Охрин и сам знал, что ненадолго. Не получалось у него как-то продолжительно существовать на свободе. По малолетке были кражи и грабежи, потом снова грабежи, кражи, мошенничество. Хоть бы что крупное украл, так нет, все по мелочи. Потом Охрин немного «поумнел», начал покупать в кредит вещи по поддельному паспорту и сбывать их перекупщикам краденого. Для него тюрьма воистину «дом родной», но не по понятиям, а в силу необходимости. Василий уже не видел особой разницы между жизнью по ту и по эту сторону колючей проволоки, потому что на свободе его ждали голод, пьянка и неопределенность, а на зоне — чуть ли не санаторий. На свободу он не торопился даже тогда, когда точно знал, что его встретит «заочница» Василиса — женщина одинокая и без претензий, письма которой они писали всем отрядом. Охрину было это удобно, решалось сразу несколько проблем — от проживания до питания, не идти же на постой к сестре, которая за два года только одну посылочку и отправила. Не хотят родственнички с ним знаться — не надо, он навязываться не будет. Тем более что в последнее освобождение у него почему-то началась легкая паника, и он не мог избавиться от ощущения, что за ним следят, опасность мерещилась за каждым углом. Это ведь только по документам Василий освободился, а душа, как мумия, связана по рукам и ногам. «Васька» тоже нервничала, он видел, старалась из дома почаще уходить. Он без претензий: получит свои деньги за одно дельце, купит квартиру у моря и сам покинет родной город — без оркестра, провожатых и женских слез. Только бы ему сейчас не помешали. Охрин выглянул в окно и подумал, что ломать шею не хочется. Через минуту его скрутили вооруженные люди.

Руслан Аванесов, изрядно уставший от поединка с Бельстоном, узнал о задержании Охрина первым.

— Давайте его ко мне, пока тепленький!

Ситуация с Бельстоном была ему предельно понятна, даже появление такой загадочной фигуры, как экстрасенс. Олигархам скучно жить просто так, им нужно тратить свои деньги с развлечениями, с загадками. Они таким образом раскрашивают свою обесцвеченную жизнь, признающую только блеск доллара. А деньги обладают одним свойством: покрывают чувства инеем равнодушия и тоски. Аванесов уверен, что Лев Бельстон может не знать об амурных похождениях брата и дальнейших семейных разборках, но то, что папаша Гранц «свинтил» из страны, он знал, но промолчал. Вранье, сплошное вранье у всей семейки, и пробудившийся от комы Марк ничего ему не расскажет, разве только он мог видеть нападавшего. Впрочем, честных олигархов не бывает, это вымирающий вид, обитающий на отдаленных участках суши. Семья олигарха, в том числе для следователя, — неприступная крепость, охраняемая зорко и по всему периметру. Только каким боком сюда затесался рецидивист Охрин?

— Дайте закурить, гражданин начальник! — Охрин смотрел хитровато, мол, попробуй, возьми меня «на слабо».

Аванесов понимал, что, начиная с первого вопроса, он раскрывает свои карты, и спросил то, чего от себя даже не ожидал.

— А вы знаете, что Адольф Францевич Гранц улетел в Канаду? Вероятно, возвращаться он назад не собирается.

— Как, в Канаду? — Охрин даже растерялся. — Как в Канаду?! Не мог он из страны уехать!

— Это ты ничего не сможешь — ни уехать, ни из тюрьмы выйти, а он преспокойно проведет остаток жизни в Канаде. Там, между прочим, Ниагарский водопад есть.

— Какой водопад?! Он мне деньги должен! — Охрин осознал, что его оставили в дураках, ловко провели, кинули, как последнего лоха. Ярость, как вино, плеснула в голову, и задержанный завыл во весь голос.