Сабато поднялся, собираясь уйти. «Мне надо с тобой поговорить», — холодно сказал он Бебе.

Он вышел. Беба за ним, ухватив его под руку. Пусть не слишком задается, не важничает.

— Я не важничаю! — воскликнул он, когда они оказались в другой комнате. — Речь идет о Марсело, я тебе уже говорил.

— Когда говорил?

— Как только пришел. Но ты ничего не слышишь, стоит появиться этому шуту.

Ночной воздух ободрил его,

в этом морозном воздухе было что-то особенно чистое.

Нынче похолодало

на небе много звезд

мы плывем по течению.

Прошу вас (если кто-то прочтет эти строки)

произнести вслух слова что были нашими именами.

Я расскажу вам все чему мы научились.

Я расскажу вам все.

Он медленно шел к площади Булонь-Сюр-Мер,

как вдруг услышал позади себя, что Беба его зовет: «Послушай, погоди же!»

Нет, Марсело ушел уже давно.

Нет, никто не знает, как он живет.

Все очень сложно, ты же знаешь, он никогда ни с кем не разговаривает.

Она умолкла, глядя на него с печалью, это уже была не та задорная Беба прежних времен или, по крайней мере, других мест. Недавних пор, чтобы далеко не ходить.

— Мне необходимо с ним встретиться.

Хорошо, она ему скажет, когда он появится или когда позвонит по телефону.

Нет, она не знает, где он может жить с тех пор, как ушел из своей комнаты, забрав вещи.

Ей страшно.

Страшно? Чего она боится?

Она не знает. Однажды у него в комнате был парень странного вида.

С. подумал о парне на собрании — невысокий, темноволосый, очень бедно одетый?

Да, верно.

У нее, у Бебы, осталось странное впечатление.

Какое?

Что этот парень партизан.

Почему?

Ну, было такое впечатление. Так, мелкие признаки.

Но ведь Марсело не из тех, кто может состоять в организации партизан, объяснил ей Сабато. Может ли она вообразить, что он кого-то убивает, носит при себе пистолет?

Нет, конечно же, нет. Но он может делать что-нибудь другое.

Что — другое?

Помогать тому, кто в опасности, например. Прятать его. Что-нибудь в этом роде.

Едва Сабато вышел,

как Кике поднял глаза и воздел руки к небу в знак благодарности.

— Ну ладно, рассказывай дальше о пересадках.

— Ох, и любите вы анекдоты, пересмешницы. Но я человек больших идей. Приведу вам поучительный пример:

Подыхает молодой негр Джеффереон Делано Смит, и его сердце пересаживают шахтеру Джону Шварцеру, который с этого момента будет носить фамилию Шварцер-Смит, иначе юридическая наука сущее дерьмо. Для второй фамилии, правда, можно применить более мелкий шрифт: ШВАРЦЕР-Смит, — в соответствии с объемом, который она занимает в туловище упомянутого шахтера. Ensuite[179]этот род кардиального кентавра получает искусственную почку Нэнси Гендерсон, и его фамилия становится Шварцер-Смит-Гендерсон с небольшим изменением пола, который может фигурировать в документах как МУЖСКОЙ-женский. Puis[180]пересаживают печень обезьяны (небольшое изменение в зоологическом статусе).

Ой, Кике!..

Тихо! Роговица сеньора Ника Минелли, владельца пиццадрагстор на улице Даллас в Толедо, штат Огайо (небольшое изменение не только в фамилии, но также в занятии и indirizzo[181]), метр двадцать сантиметров кишок мясника Ральфа Каванага из Трурокса, штат Массачусетс (новое изменение indirizzo и рода занятий), поджелудочная железа бейсболиста Джо ди Пьетро из Бруклина

гипофиз экс-профессора Сола Шапиро из «Дайан мемориал хоспитал» в Нью-Джерси

пясть Сеймура Саливена Джонса, — служащего фирмы «Кока-Кола» в Цинциннати.

В дальнейшем изначальный шахтер Шварцер, которого для простоты уже называем мистер Джон Шварцер-Смит и К° Инк., претерпевает:

пересадку яичника сеньориты Джеральдины Даниельсон из Буффало, штат Оклахома, на основании сенсационного открытия профессора Моше Гольденберга из университета Пало-Альто, штат Калифорния, доказавшего, что пересадка яичника в тело мужчины (или же тестикула в тело женщины) это единственный способ, начиная с известного возраста (а компания Шварцер-Смит уже достигла 172 лет), усилить рефлексы артериол головного мозга без его пересадки, которая в настоящее время не считается необходимой.

— Но послушай меня, Кике.

— Cazzo di niente![182]Вследствие осложнений, которые вызывает эта пересадка, начиная со второго года, компания «Шварцер-Смит» принимается развивать свой бюст и желает — в доказательство чудесного омоложения, достигнутого новой пересадкой, — завязать, как говорится, интимные отношения с компанией «Дюпон» из штата Огайо. Для чего выражает желание, а затем и требование трансплантации матки мисс Кристины Микельсон, скончавшейся в результате пересадки (неудачной) надпочечника в плохом состоянии.

По причине отказа семьи Микельсон, придерживающейся суровых убеждений Новой баптистской церкви Третьего Дня, в тело организации Шварцер-Смит вводится орган из терилена, изготовленного ad hoc[183]авторитетной «Пластико-опотерапик интернейшнл К°» по размерам, требующимся для сеньора или компании, корпорации, «Дюпон». Благодаря положительным результатам становится возможен союз двух корпораций, mariage de raison[184], если угодно, который празднуется с впечатляющей индустриальной и религиозной церемонией в храме реформированной Христианской науки, в небольшом городке Прага, штат Иллинойс, где первая из двух упомянутых компаний владеет главным пакетом акций фабрики «Кока-Кола», пакетом, который достался ей как часть наследства благодаря прививке поджелудочной железы мистера Д. Д. Паркинсона, уважаемого и безвременно почившего экс-президента предприятия в штате Иллинойс.

Все это имеет столь же положительный аспект с точки зрения Прогресса Науки и Технологии, сколь волнующе с точки зрения Американской Демократии, ибо позволило примитивному чурбану, каким был шахтер Джон Шварцер, благодаря внутренностям в хорошем состоянии подняться до поста президента всемирно уважаемого предприятия и от грубого характера простого самца перейти в утонченнейшую категорию унисекса и анонимной компании. Ныне его организм позволяет ему при желании потрясать своих отсталых товарищей прикидом che te la voglio dire[185], по рисунку не кого-нибудь, а самого Руди Монокини Гернрейха, истинно сенсационном даже в высшем свете или в сугубо мужской компании (по случаю праздника или какому другому) на Севил-Роуд.