— Детективы «Пинкертона» все еще ничего не нашли, так? — спросил Бернэм.

— Да, — ответил Окс. — Рой Блэйк не нашел ни одного доказательства причастности к делу Джона Менсона.

— А полиция?

— Я должен был остановить расследование инспектора Кана, — сообщил Макклиллен. — Он собирался предать огласке факт нашего существования.

— Как он нашел Уильяма Мура? — осведомился Вильсон.

— Он шел по алхимическому следу, — сказал Бернэм. — По следу гравюр, оставленных рядом с телами наших друзей.

— Вот именно, — произнес Окс. — Мы наследники традиций алхимии.

Уолдорф посмотрел на Вильсона, который взглянул на Моргана, глядевшего в пространство.

— Значит, преступник может находиться среди нас! — констатировал Окс.

Сделав это взрывоопасное заявление, он почувствовал странное облегчение. На лицах некоторых собравшихся появилось выражение паники.

— Кто? — закричал Уолдорф. — Который из нас?!

Он поднял со стула свои сто двадцать килограммов; лоб его усеивали крупные капли пота.

— А кто следующая жертва? Вы, Вильсон? Окс? Бернэм?

Все заерзали на стульях.

— Жертв больше не будет! — произнес чей-то громкий голос.

Встал сосед Уолдорфа, не уступающий ему массой тела. Немедленно воцарилась тишина.

Об авторитете и харизме Джи. Пи. Моргана ходили легенды.

Когда два года назад обрушилась биржа, национальная экономика едва не последовала вслед за ней. Пока маклеры десятками кончали жизнь самоубийством, Морган, не обращая внимания на окружавшую его атмосферу обреченности, на целую ночь заперся с президентами основных трестов на корабле. Он успокоил взбудораженные умы, получил иностранные займы и в одиночку спас страну от краха и хаоса.

— Ваша растерянность понятна, — прибавил он. — Но впадать в панику бессмысленно. Теперь мы находимся в безопасности.

— Почему вы в этом так уверены? — спросил Уолдорф.

Морган посмотрел на присутствующих по очереди, словно адвокат, разглядывающий присяжных:

— Я не могу пока вам все открыть. Но вы должны мне доверять.

— Что это за секреты? — возмутился Бернэм. — Наше братство основано на полном доверии…

— Еще слишком опасно, — твердо произнес Морган.

— Но вы только что сказали, что мы в безопасности! — с возмущением сказал Вильсон, ударив кулаком по столу.

— Морган…

Окс вместе с остальными обернулся и увидел сурового сутулого человека. Человека, опоздавшего на сегодняшнее собрание. Теодора Рузвельта.

— Я только что узнал правду, — твердо произнес он, глядя Моргану в глаза.

— Какую правду? — недовольно спросил финансист.

— Я должен представить вам тех, кто ее обнаружил, — прибавил Рузвельт. — В противном случае они расскажут эту правду в другом месте.

— Вы с ума сошли! — повысил голос Морган.

— Нет, — ответил Рузвельт. — За этой дверью инспектор Кан и два психоаналитика. Мы должны выслушать их.

— В чем дело? — спросил Окс.

Морган обернулся к остальным членам Клуба. Впервые в жизни он выглядел смущенным.

Взгляд Фрейда скользнул по люстрам Тиффани, вазам Фаберже, гобеленам, картинам Рафаэля и Тернера, украшавшим гостиную Мариона Уолдорфа. Обстановка казалась слишком роскошной, чтобы существовать в реальности. Редкие европейские аристократы могли собрать такие богатства в одном помещении.

Спокойная красота предметов контрастировала с нервозностью великих людей, сидевших в гостиной. Казалось, их испугало то, что он появился рядом с Каном и Юнгом.

Несмотря на то, что они были могущественны.

Или именно потому, что они были могущественны.

Всю жизнь они, чтобы избежать враждебности и зависти бедняков, обезличивали свои желания. Укрывались в тени секретов и заговоров. Их либидо было окутано тайной.

Поэтому необходимость выйти на свет, открыться каким-то людям с ничтожными доходами, о которых неделю назад они и не слышали, заставила лицо каждого из них застыть в характерной для невротиков неподвижности.

Покончив с представлениями, Рузвельт заговорил, поглаживая густые усы:

— Цели нашего общества требуют чрезвычайной конфиденциальности. Мы согласились встретиться с вами только потому, что вы уже многое о нас знаете. Даже слишком многое.

Фрейд заметил глубокое разочарование во взгляде Бернэма, словно то, что об их братстве стало известно посторонним, разрушило его детскую мечту.

— Мы благодарим вас за то, что вы спасли жизнь Уильяму Муру, члену нашего общества, — продолжил Рузвельт. Он обернулся к Кану: — Инспектор, вы пришли ко мне, чтобы поговорить о докладе, который подали вашему начальству. Прошу вас ознакомить моих друзей с его содержанием.

— Начальник полиции поручил мне расследование убийства Августа Корда, — сказал Кан. — Теперь, когда работа близится к завершению, меня отстраняют от дела якобы в целях защиты членов вашего братства.

— А к каким выводам вы пришли? — спросил Рузвельт.

— После первых успехов ваш руководитель Август Корда захотел построить четыре монументальных небоскреба в четырех концах Манхэттена. Многие из вас пытались этому помешать, сочтя проект опасным. — Кан посмотрел на каждого из присутствующих. — Среди тех, кто возражал против возведения первой опоры, были Эмери, Уилкинс и Мур. — Инспектор понизил голос, вынуждая окружающих напрягать слух: это был старый трюк, к которому он часто прибегал на допросах. — Всех троих пытали в небоскребах. Бернарда Эмери — в Зингер-билдинг. Джеймса Уилкинса — в Метрополитен-тауэр. Уильяма Мура, единственного выжившего, — в Вулворт-билдинг. — Он окинул присутствующих выразительным взглядом. — Улики, найденные на месте преступлений, подтолкнули меня к мысли, что к этим убийствам был причастен Август Корда. Эту гипотезу подтвердили два психолога. Их умозаключения позволили нам найти тела погибших и спасти Уильяма Мура… — Кан сделал паузу и подвел итог: — Мы полагаем, что вы пришли к тому же выводу относительно преступной натуры Августа Корда. Вы решили свершить правосудие сами и наняли агента из «Пинкертона», чтобы убить Корда.

Члены клуба замерли. Многие из них начали искать глазами Моргана, явно надеясь на его вмешательство.

В конце концов финансист, скрипнув креслом, поднялся.

— Никто не принимал коллективного решения остановить убийственное безумие Августа Корда, — произнес он громко. — Я занимался этим делом один…

Фрейд почувствовал, что и он сам, и Юнг с Каном жадно прислушиваются к словам Моргана, харизма которого была несомненна. Кроме того, внушительный нос финансиста словно заявлял всему миру, что этот человек сумеет учуять вокруг и хорошее, и плохое.