Но бывали времена, когда О'Мара не мог вести себя невежливо даже с теми, кем восхищался, и кого считал почти друзьями. У Торннастора, назначенного Главным диагностом Отделения Патофизиологии и Патоморфологии, хотя тот и предпочитал иметь дело с живыми особями и консультировать врачей относительно их лечения, а не исследовать трупные ткани, накопилось много проблем. Проблемы эти были не его собственными, поскольку, невзирая на обладание одновременно шестью мнемограммами, Торннастор оставался самым просвещенным и эмоционально устойчивым существом в госпитале. Однако он нуждался в том, чтобы обсуждать с О'Марой эмоциональные проблемы своих сотрудников, конфликты между ними, возможные ксенофобические реакции, а порой просил о психиатрической помощи пациентам, к чьему состоянию примешивался психологический компонент. Был еще Старший преподаватель Мэннен (кстати, его ученики поговаривали о том, что у него симбиоз с его любимой собакой), который непрестанно переживал за психическую устойчивость и профессиональное будущее практикантов. Особую тревогу у Мэннена, как и у самого О'Мары, вызывали земляне, мужчина и женщина, образцовые стажеры, подающие блестящие надежды в плане работы в многовидовой медицине. И Мэннена, и О'Мару мало утешало то, что эти двое вряд ли будут сами виноваты, если на пути к вершинам медицинской иерархии натворят бед самим себе, своим коллегам и целой череде не столь гениальных начальников.

Мэннен не хотел, чтобы О'Мара что-то менял в психике двоих сильных, здоровых, талантливых людей, даже имея право на это. А когда О'Мара по настоянию Старшего преподавателя провел беседы с обоими практикантами, он понял, что ему этого вовсе не хочется. Некоторые личности только выигрывали от того, что оставались такими, какими были. Тем не менее сложившаяся ситуация диктовала необходимость тщательного наблюдения и опосредованного контроля.

О'Мара не испытывал никаких этических ограничений, решив распространить на эту парочку влияние, не имевшее ничего общего с психотерапией. Влияние это заключалось в пересмотре графика дежурств данных практикантов. В конце концов, делалось это только ради их же блага.

Из самых лучших побуждений – хотя О'Мара только себе самому признавался в том, что они оба ему очень нравятся и что он восхищается их работой, – он должен был позаботиться о том, чтобы практиканты Мерчисон и Конвей на какое-то время были разлучены.

Мерчисон создала прецедент и несказанно порадовала Старшего преподавателя Мэннена тем, что сразу после окончания стажировки ее назначили Старшей медсестрой тридцать девятой палаты, где поправлялись после операций мельфиане, кельгиане и нидиане. Приступив к выполнению обязанностей, Мерчисон просила палатных сестер только о том, чего не могла или не хотела делать сама, была с ними вежлива, тверда и справедлива. По рекомендации О'Мары, переданной через Мэннена, ей были поручены некоторые проблемные пациенты, лечение которых по ортодоксальным схемам шло без особого успеха. В итоге ее способность наблюдать, анализировать, синтезировать и ставить диагноз по минимуму сведений о пациенте привлекла к ее работе внимание Торннастора. Тралтан заявил, что Мерчисон занимается, по его мнению, более профессиональными делами, чем положено медсестре, и предложил ей применить ее таланты в возглавляемом им отделении в качестве младшего патофизиолога. Мерчисон, в полном соответствии с данными ее психофайла, обрадовалась переводу, обеспечивающему ей подъем вверх по служебной лестнице, поскольку всегда мечтала заниматься новаторскими научными исследованиями в области ксенобиологии.

Она не позволяла себе никаких отвлечений, потому что, как она мягко, но решительно объяснила Мэннену, времени на общение у нее попросту не было, тем более что общение было чревато увлечением каким-нибудь сотрудником-мужчиной. Такая беззаветная преданность работе очень радовала Старшего преподавателя, но жутко огорчала мужчин-землян, коллег Мерчисон. Они твердили всем и каждому, включая О'Мару, что Мерчисон – единственная женская особь в госпитале, на которую можно смотреть без желания поставить ей диагноз. Все мужчины испробовали себя в роли завоевателей и разработчиков этого самого желанного природного ресурса, но все они решительно отвергались – правда, Мерчисон даже отказывала мужчинам настолько непринужденно и с таким тонким юмором, что никто из соискателей ее сердца не затаивал на нее обиду.

А О'Мара знал по опыту, что безответная любовь редко грозит жизни или психическому здоровью.

Юный Конвей, насколько помнилось О'Маре, был единственным мужчиной в составе младшего медперсонала, который либо не выказывал, либо слишком умело скрывал свои чувства к Мерчисон во время первых профессиональных встреч с нею. Дело было не в том, что Конвей был антисоциальным типом – вовсе нет: просто он предпочитал заводить друзей, принадлежавших к любым видам, кроме своего собственного. Во время первой беседы с О'Марой он признался в том, что цель всей его жизни – работа в многовидовой больнице. Теперь, когда его мечта сбылась и он попал в самую и самую лучшую больницу в Галактике, Конвей полагал, что серьезные романтические отношения с кем-либо могут отвлечь его от занятий. В принципе землянин, предпочитавший общаться с тралтанами, мельфианами и другими, еще более экзотичными пациентами и сотрудниками, мог бы стать объектом тревоги психиатра, а вот в Главном Госпитале Сектора такая аномалия, наоборот, считалась плюсом.

О'Мара помнил о том, что психопрофили Мерчисон и Конвея в молодости были настолько схожи, что, по идее, согласно древней теории относительно притяжения противоположностей и отталкивания схожестей, этим двоим ни за что не суждено было полюбить друг друга.

Однако О'Мара испытывал поистине отеческий интерес к тому, как эти двое разрабатывают свой будущий потенциал, и потому совершенно бесстыдно вторгался – нет, не в их разум, ни в коем случае, а исключительно в их работу по отдельности, а потом – и вместе. Он был нарочито суров с ними обоими и вынуждал их к адаптации, принятию решений и взятию на себя ответственности, намного превышавших их номинальный статус. А то, чего не сделал для Конвея и Мерчисон О'Мара, сделала Этланская война и последовавшая за ней работа на корабле-неотложке «Ргабвар» – серия спасательных операций и процедур первого контакта. Эта работа стала для Конвея и Мерчисон настоящей проверкой на прочность, и в конце концов из них получились превосходные врачи – как порознь, так и вместе. О'Мара в общении с ними неизменно сохранял саркастичность и суровость, но порой задумывался о том, догадываются ли Конвей и Мерчисон о том, как они дороги ему, дороги по-человечески. Он гордился тем, что Мерчисон, которая и теперь была настолько хороша, что мужчины всегда оборачивались и смотрели ей вслед, стала заместительницей Торннастора в Отделении Патофизиологии и Патоморфологии, а талантливый молодой Конвей, который теперь был уже не так молод, стал Главным диагностом Отделения Межвидовой Хирургии. Знали ли эти двое о том, как рад О'Мара тому, что теперь они – супруги?

О'Мара хранил эти чувства в тайне ото всех, за исключением двоих существ, одно из которых никогда бы не появилось в госпитале лично, а второе ни с кем бы не стало об этом говорить.