– Ник был уверен. В этих вопросах я склонна ему верить.Мы вошли в холл, Антон стал оглядываться:

– Он здесь жил?

– Конечно, нет. Как-то раз я уже тут пряталась.

– Что за тип этот Ник?

– Обычная сволочь. Почему вы спросили?

– Пытаюсь понять, что у вас были за отношения.

– Вообще-то он был моим другом. Не смотрите так. Естьвещи, которые трудно объяснить. Есть хотите? Могу что-нибудь приготовить. Мобильныйвам придется выбросить, на второй этаж не подниматься, свет не включать, жалюзине поднимать. Я сплю вон там, а вы найдите себе подходящее место. Есть хотитеили нет?

Тут я поняла, что он меня не слушает. Стоит и пялится в однуточку. Я проследила за его взглядом и невольно вздохнула. Он смотрел на семьфотографий, что были развешены на стене, точнее, на ту, что была перечеркнутафломастером.

– Так вы… – с трудом выговорил он. – Выдействительно это сделали?

– Можете переночевать здесь, – сказала я, надеясь,что он поймет меня правильно.

– Рахманова вы тоже убьете? – спросил он, кивнувна портрет.

– Нет. Не могу я оставить круглым сиротой собственногоребенка.

Тони взглянул на часы, машина вышла ровно в девять, а вдевять десять была на перекрестке. Я наблюдала за ним из окна соседнего дома.Заметила, как он удовлетворенно кивнул, лучшего места и впрямь не найти. Лицоего было спокойным и сосредоточенным, мне казалось, будто я читаю его мысли.Сейчас он думает о предстоящем убийстве как о возможном и даже естественномсобытии и тут же мысленно чертыхается. Он считает меня сумасшедшей. Сначала онеще надеялся, что мои намерения – следствие отчаяния и ненависти, которыеотступят перед доводами разума. Но со временем понял, что мое решение не изменится,более того, мы начали готовиться ко второму этапу (щадя его чувства, я называлапредстоящее убийство именно так), накануне я перекрасила ему волосы и теперьпыталась привыкнуть к его новому облику. Когда он начинал насмехаться над этойконспирацией, я неизменно отвечала: «Помолчите, я лучше вас знаю, что делать».Само собой выходило, что командовала парадом я.

Накануне весь день, обложившись картами, я составлялаежедневный маршрут предполагаемой жертвы и в результате местом покушенияизбрала перекресток, возле которого Антон сейчас и находился.

Убеждение в том, что я спятила, по-моему, приводило его вужас, но бросить меня одну, с его точки зрения, было бы подлостью, хотя япридерживалась другого мнения. Временами мне все-таки казалось, что в глубинеего души зрело сомнение в своей правоте и моем сумасшествии. В конце концов, онмахнул на все рукой и просто делал то, о чем я просила. Роль подчиненного егоничуть не оскорбляла, по-моему, он даже считал это правильным, хотя мужскоесамолюбие время от времени начинало бунтовать, и тогда он подолгу изводил менякритическими замечаниями. Так было, когда мне взбрело в голову перекрасить еговолосы. Иногда он злился на меня, чаще, наверное, жалел, время от времени емуна ум вдруг приходила мысль, что у меня есть право вершить суд, которого, поего убеждению, никогда не было и не могло быть у него. Одно я знала точно; онне собирался мстить за Машку, такие мысли вряд ли приходили ему в голову. Мнеказалось, о ней он вообще думал редко, не потому, что успел свыкнуться сутратой, а потому что мир, в котором он вынужден жить теперь, вовсе не его мир,его мир треснул, раскололся на части, и вместе с ним рухнуло все, даже любовь.Как-то не очень получается тосковать о былом, когда по пятам ходят убийцы и тысам готовишься убить человека.

Он тщательно проверялся, прежде чем свернуть в переулок.Через несколько минут и я появилась там.

– Чего вы ухмыляетесь? – спросила хмуро.

– Чувствую себя бесстрашным героем боевика, –ответил он и добавил с печалью: – Чертовщина.

– По делу что-нибудь скажете? – проявила яинтерес.

– Вы правы, перекресток лучшее место. Время сходится.

– Скорее, это идея Ника, а в его способностях я несомневалась.

– Вас послушать, так он просто гений.

– В своем роде.

Лицо Антона едва заметно дернулось, но я успела уловить этодвижение.

– Завтра вам вовсе не обязательно участвовать в«акции».

– Да замолчите вы! – резко оборвал он меня.

– Как вы мне надоели, – разозлилась я. –Только изводите своими дурацкими разглагольствованиями.

– Кто кого изводит, еще вопрос, – съязвил он.

Отношения у нас не складывались. Мне очень хотелось, чтобыон уехал, и не потому, что он считал меня сумасшедшей, мне казалось, однойбудет легче, в себя-то я верила, а вот он вызывал беспокойство. И все-таки мнестрашно было подумать, что он может и впрямь уехать. Меня раздражало его глухоесопротивление, его ворчливое издевательство над моими планами, и вместе с темего присутствие, даже его язвительность успокаивали.

– Нам нужен мотоцикл, – нарушил онмолчание. – Если после покушения мы поедем прямо, шансов уйти будет мало.Лучше всего развернуться и гнать против движения. На мотоцикле это проще. Иподобраться к его машине тоже.

– Я не умею водить мотоцикл, – сказала я.

– Я умею. Предлагаю следующее. Вы ждете меня вон в томпереулке, я догоняю его на перекрестке…

– Не пойдет, – покачала я головой.

– Это еще почему?

– Стрелять буду я.

– Вы мне что, не доверяете? – разозлился он.

– Кто знает, какие мысли придут вам в голову, –пожала я плечами. – Это во-первых. Во-вторых, стрелять надо наверняка,управляя мотоциклом, сделать это довольно трудно, так что надо идти вдвоем.

– Где возьмем мотоцикл? – поморщился он, наверное,в очередной раз поймав себя на мысли, что думает о предстоящем убийстве как очем-то вполне вероятном.

– Придется угнать.

– Угнать, конечно, можно, но проще купить. Вы говорили:деньги у вас есть.

– Ага. Ник оставил мне наследство, двести пятьдесяттысяч долларов.