— Ты мне, сучара, сразу не понравился, — констатировал, возбужденно напирая, Гарик, — едва твою рожу увидел, так тут же понял — чужак! Тебя каким ветром сюда занесло, может, расскажешь?

Захар не отступал — продолжал стоять на месте. Важно не дать слабину, вот тогда точно затопчут.

— Ты мне хочешь какую-то предъяву сделать? Тогда говори, о чем базар!

— Этот сучонок еще спрашивает, — чуть обернулся Гарик, Кузя отвечал ему злой, но понимающей улыбкой. — Может быть, ты тогда мне скажешь, какое отношение покойный Павел имел к Карасю?

Маркелов разжал правую кисть. Достаточно всего лишь одного толчка указательным пальцем в поддых, чтобы Гарик почувствовал себя рыбой, выброшенной на берег.

— Может быть, это ты мне сам расскажешь… сучонок. Гарик невесело улыбнулся.

— А он еще и острит. Где тебя убить: здесь или, может быть, на кладбище вывезти? На одну безымянную могилу станет больше.

Сзади подошел Егор, неслышно так, очень по-хищному, как крыса, нацелившаяся на добычу. Он слегка толкнул плечом Захара и сказал:

— А разве не по твоей милости жена Пашки Андреева пенсии не получит?

Разве не ты сказал ментам, что это он навел Карася на «стволы»? А ведь у него трое малолетних пацанов осталось.

Захар опешил:

— Вы что, это серьезно говорите?

— А ты думал, мы тут комедию, что ли, с тобой ломаем? — ткнул обеими руками в грудь Захару Гарик.

— Я понятия не имею, о чем вы говорите, — вспылил Захар, оттолкнув его руки. — С какой стати мне говорить о нем ментам?

— Кому как не тебе? — наседал Гарик. — Он был наш дружбан, мы его знали несколько лет, а для тебя он никто. И когда менты сюда приперлись, ты и шепнул им, что он каким-то боком с Карасем связан!

— Мне эти твои распасовки до фени, я их не собираюсь крыть. А к красноперым я в жизни не попрусь, у меня с ними особый счет.

— А ты докажи! — сграбастал в кулак куртку Захара Гарик.

— На хрена мне доказывать то, чего я не делал, — рывком сорвал захват Маркелов.

Ворона сделал несколько шагов и проговорил, не скрывая агрессии;

— Гарик, ну ты, право, сущий джентльмен. С твоими манерами не в разборках участвовать, а в парламенте заседать. Пару раз по зубам — это не мордобой, а обыкновенная профилактика.

Маркелов напрягся. В правом кармане у него лежал перочинный нож. Лезвие крохотное, удобное для того, чтобы нарезать колбасу, но вполне годится, чтобы выиграть несколько важных секунд.

Неожиданно дверь широко распахнулась. В дверях стоял рассерженный Федосеев.

— Ну, чего вы тут раздухарились? Марш на место! Вам неприятностей, что ли, не хватает? — и, строго посмотрев на Гарика, добавил:

— Ты волчару-то из себя не строй, не на того напал, чтобы глазками сверлить! А ну марш на свои места, пока не выпер вас всех к ядреной матери!

Гарик, отвернувшись, вышел первым, за ним, бросая, сердитые взгляды в сторону Маркелова, последовали остальные.

— Ну что тут у вас произошло? — спросил участливо Федосеев.

— Батя, я даже сам не очень понял, о чем базар был, взволнованно заговорил Маркелов. — Они говорят, будто я легавых на покойного Павла навел.

— Это как? — не понял Федосеев.

— А вот так, батя, будто бы я нашептал ментам, что покойный Паша навел Карася на «стволы».

— Ладно, — махнул рукой Иван Степанович. — Слушай ты их больше, — и, повернувшись в двери, добавил:

— Работай, как прежде, и ни о чем не думай, а с ними я сейчас переговорю. Будут знать, как не по делу языками чесать. За такое дело можно по всей строгости спросить Сам-то ты что об этом думаешь?

— Пусть живут, — отмахнулся Захар, — только чтобы в следующий раз такого базара не возникло. А то ведь я парень впечатлительный, могу и обидеться.

— Передам.

— Батя, — заставил Маркелов обернуться Федосеева у самого порога. — Спасибо, что выручил, а то не знаю, чем могло бы закончиться.

— Ладно, — невесело отмахнулся Иван Степанович, сочтемся как-нибудь.

* * *

Половцев посмотрел на часы. До обговоренного времени оставалось две минуты.

— В общем, так, — посмотрел он на примолкших собровцев. — Все как обычно. Первым идешь ты, Иван, — ткнул он пальцем в парня весом не менее ста двадцати килограммов. — Вы вваливаетесь следом, — посмотрел он на сидящих рядом двух долговязых парней. — И чтобы без всяких этих ковбойских штучек. Чем меньше пальбы, тем лучше. Малейшее сопротивление гасить на корню. Не мне вас учить, как это делается — прикладом под дых и «браслеты» на руки. Если окажется сильно непонятливым, можно смазать по роже. — Евгений вытащил из кармана фотографию и показал ее всем:

— Вот это наш сотрудник, прошу его не спутать… Итак… — Половцев посмотрел на часы.

Неожиданно калитка распахнулась, и из нее вышел Маркелов. Он постоял немного у ворот, пригладил волосы (условный знак, что все в порядке) и двинулся к своей машине. Зачем-то снял ее с сигнализации, заглянул в салон, чего-то выискивая, и, не обнаружив, хлопнул дверцей.

— Отбой! — сорвал Половцев маску с лица. — Сегодня не наш день.

Полковник Крылов недолюбливал доктора Лукина, однако свое отношение к нему не показывал даже взглядом. Несмотря на многочисленные «закидоны», тот был отличный специалист, каких, быть может, по всей Москве наберется всего лишь малая горсточка.

Впрочем, психолог, наверное, и не может быть другим. Легкая паранойя в их среде всегда в порядке вещей.

Доктор Лукин считал себя абсолютно гражданским человеком, хоть и носил погоны, а потому не обременял себя такими условностями, как прогибание в присутствии начальства. И вообще, он, похоже, не делал никакой разницы между больными и коллегами.

Вошел он, как всегда, без стука, в тот самый момент, когда его не особенно-то и ждали. Наивно было бы полагать, что доктора можно было выпроводить из кабинета, сославшись на неотложные дела.

Разумеется, здоровался он тоже нечасто. И вообще, к приветствию доктор Лукин относился как к чему-то совершенно необязательному, как к некоему изжившему ритуалу, которому самое место на свалке прочих ненужных условностей.

Полковник Крылов снял очки, отложил в сторону палку с документами и стал ждать. Присесть он не предлагал, Лукин и сам выберет место, где ему особенно комфортно.

— Как вы и просили, я составил психологические портреты.

— Так, очень интересно.

Лукин громко придвинул к себе стоявший рядом стул, небрежно бросил на стол папку и грузно сел, трубно высморкавшись в измятый платок.