– Богиня… – сглотнула я, запоздало сообразив, что кое-чем все-таки могу ему помочь.

Луна в ответ засветилась ярче. Зверь настойчиво пихнул меня лапой. И после этого я все-таки решилась – метнувшись на кухню, цапнула со стола нож, резанула по собственному запястью и, ухватив волка здоровой рукой за полураскрытую пасть, стряхнула на распухший язык несколько алых капелек.

– Великая, помоги!

Рана на руке тут же закрылась. Луна, как назло, забежала за тучку, а укрытый теплым пледом оборотень как лежал неподвижной колодой, так и продолжал лежать, пока я истово над ним молилась.

Не знаю. Обычно Иллари не делала снисхождений и не дарила смертным одни и те же подарки дважды. Но луна не должна была обмануть. Это был знак… по крайней мере, мне так показалось. Да и какая теперь разница? Рокхету все равно не жить. Так что, если у меня и была какая-то возможность отвести от него смерть, я ею уже воспользовалась.

Какое-то время я просто сидела, держа голову волка на руках и настойчиво всматриваясь в его потускневшие зрачки. Дышать он вскоре перестал. Сильные лапы, дрогнув, красноречиво вытянулись. Притаившийся внутри меня зверь горестно заскулил, отчаянно не желая верить, что все кончено. Но сама я по-прежнему надеялась. Молча молилась. Ждала. И все-таки дождалась! Потому что в какой-то момент в груди могучего волка снова раздался слабый толчок, в перехваченном спазмом горле что-то заклокотало. Еще через миг мою руку опалило горячим дыханием, и я с облегчением прижалась щекой к морде изможденного оборотня.

– Спасибо, великая! Я дважды твоя должница!

Луна, словно услышав, лихо подмигнула с небес и снова исчезла. На этот раз – насовсем.

Меня это, правда, уже не заботило. Помогла и помогла, огромные ей почет и благодарность, но Рокхет все еще неимоверно слаб, изранен и может потерять бесценный дар Иллари с такой же легкостью, как и обрел. Надо высушить ему шерсть, как следует согреть и проследить, чтобы с ним больше ничего не случилось. А для этого придется нагреть еще воды, сварить большую кастрюлю бульона, достать из ледника свежее мясо, дать ему оттаять, порубить кусочками и потом только ждать, когда волк будет способен его проглотить.

Я крутилась волчком вокруг Рокхета до самого утра, ухаживая за ним, как сердобольная нянька. Поила, когда требовалось, пыталась кормить, обтирала, согревала. К рассвету вконец умаялась и, только когда оборотень забылся тяжелым сном, рискнула немного подремать.

Поскольку бросать его одного мне не хотелось, а затащить на второй этаж не вышло бы ни при каких условиях, я просто сменила ипостась и покемарила, прижавшись к нему мохнатым боком. Ближе к полудню была разбужена собственным зверем. Сбегала на улицу проветриться. Затем снова вернулась, накормила-напоила истощенного волка. Кое-как его обмыла, стараясь не задеть свежие раны. И горестно вздохнула, обнаружив, что за ночь они ничуть не затянулись.

Это ж до какой степени себя надо было довести, чтобы даже знаменитая волчья регенерация отказала?

– Давай, лохматый, ешь, – приговаривала я, отпаивая оборотня бульоном из бутылки. – Мне же тебе еще уши надрать будет нужно. А как я их откручу, если они и так еле держатся?

Волк не сопротивлялся и, кажется, еще не до конца осознавал происходящее. Его глаза были мутными, больными, взгляд расфокусированным. Горячий нос время от времени тыкался мне в ладони, но ни капли узнавания Рокхет не проявлял. Он просто ел, пил, спал, стараясь повернуться спиной к огню. И больше не выказывал никаких желаний.

– Вот ведь горе ты мое, – посетовала я, когда он в очередной раз закрыл глаза и уснул, даже не допив бульон из бутылки.

Рокхет, само собой, ничего не ответил. После чего я тяжело вздохнула, уложила его голову на исхудавшие лапы и, накрыв теплым пледом, окинула глазами воцарившийся в комнате бардак.

Разбросанные тут и там тряпки, разлитая вода, засохшая на полу кровь и безнадежно испорченное покрывало. Второй раз мы с тобой встречаемся, лохматый, и во второй раз ты устраиваешь настоящий кавардак в моей жизни. Я-то думала, что после друидов мы больше не встретимся. А ты вон как – снова мне на голову свалился.

Люди в таких случаях говорят: судьба. И знаешь, кажется, я начинаю в это верить.

* * *

В себя оборотень пришел лишь на третий день, и это само по себе было поводом серьезно обеспокоиться. Я его пробуждения, к сожалению, не застала, потому что в этот момент ковырялась на леднике в поисках подходящего куска замороженного мяса. Услышав шум, тут же вернулась и в буквальном смысле слова обмерла, когда обнаружила, что лохматого на прежнем месте нет, а в коридоре гремит и хлопает по перилам настежь распахнутая дверь, за которой радостно завывает вьюга.

Холод на улице стоял воистину собачий, поэтому и коридор, и комнату за пару минут успело выморозить до покрытых инеем стекол. Сообразив, куда мог деться волк, я выронила мясо и кинулась следом за ним на улицу. А потом и выругалась, обнаружив, что неподалеку от входа снежок торопливо прикрывает следы пребывания на улице большого зверя, а сам зверь обессиленно лежит у крыльца, будучи не способным взобраться на него самостоятельно.

– Болван… – простонала я, выскакивая на улицу в одних меховых тапочках. – Да что ж ты за дурак-то такой, а?! Прошлого раза было мало?! Недостаточно промерз, пока сюда добирался?

Казавшийся безучастным волк вдруг поднял лобастую голову и, показав мне страшенные зубы, угрожающе зарычал.

– Чего?! – рявкнула я. – Это ты мне сейчас сказал?!

– Р-р-р, – утробно прорычал оборотень, после чего с трудом поднялся на лапы, набычился и уставился на меня так, словно увидел кровного врага.

Я досадливо клацнула зубами:

– Вот же волчья отрыжка… стоп! Лохматый! Ты что, меня не узнал?

Рык стал громче и отчетливее, а в желтых глазах оборотня метнулось самое настоящее пламя. Хищное, дикое, неприрученное. Во дела…

Я озадаченно замерла, разом перестав злиться:

– Мм, Рокхет? Ты ничего не помнишь?

А потом до меня дошло: чтобы выжить, Рокхет не просто сменил ипостась, он полностью отдал свою жизнь, судьбу и свободу в лапы внутреннего зверя. Напомню: отчаянно не любившего его зверя, которого этот дурак слишком долго держал на цепи. Само собой, вожак поступил так лишь оттого, что выбора не осталось. А может, он просто сдался, и вот тогда его сознание затопила вторая, животная сущность, которой были чужды смирение и покорность. И которая жаждала лишь одного – выжить… выжить любой ценой.

Цели своей он, как ни странно, добился, однако сдавать человеку позиции явно не спешил. Это означало, что сейчас передо мной стоял не оборотень, а всего лишь зверь. Здоровенный, все еще смертельно опасный волк. Скорее всего, почти или вообще ничего не помнящий о своей прошлой жизни. И вполне естественно отреагировавший на появление рядом незнакомого оборотня, да еще и кошки, с потомками которой волчье племя издревле было не в ладах.