Какое-то время я просто сидела, невольно вспоминая все, что мне довелось пережить по вине ни о чем не подозревающего волка. А потом решительно встала.

Что ж, если мне суждено превратиться в чудовище, то пусть хотя бы по отношению к Рокхету у меня не останется никаких иллюзий. Надо, чтобы мой зверь его хорошенько запомнил, пометил запахом, принял как своего и даже в минуту бешенства не начал воспринимать ни как врага, ни как обманувшего надежды любовника. Для этого нам придется постоянно быть рядом, есть, спать… каждую свободную минуту, каждый день проводить вместе. До тех пор, пока во мне будет оставаться хотя бы капля разумного. Быть может, тогда в минуту безумия я смогу сохранить ему жизнь и не пораню, если он не вовремя сунется.

Быть может, для него еще не все потеряно?

Правда, Иллари? Ты ведь не оставишь меня без помощи? И не допустишь, чтобы я по глупости своей убила того, кого ты воскресила уже дважды, причем оба раза по моей просьбе?

– Подвинься, – хмуро бросила я, спустившись на первый этаж и подойдя к настороженно приподнявшему голову волку. А потом сменила ипостась и решительно улеглась рядом, демонстративно забросив на спину оборотня длинный хвост и всем видом показав, что теперь его место рядом со мной.

Как ни странно, идея оказалась удачной, потому что рядом с Рокхетом мой зверь неожиданно успокоился и больше не пытался взять контроль над телом. Присутствие сильного самца сделало его покладистым, более или менее смирным и позволило оттянуть неприятные последствия гона почти на три драгоценные недели.

Сам Рокхет, что удивительно, воспринял это как должное. С каждым днем он все увереннее стоял на ногах и все быстрее набирал вес. Здоровый волчий аппетит проснулся в нем, наконец, в полную силу, поэтому лохматый с устрашающей скоростью уничтожал мои стратегические мясные запасы и день ото дня становился все мощнее, сильнее и привлекательнее.

Правда, запах у него остался прежний, исключительно волчий, без той волнующей и загадочной нотки, которая меня так привлекала раньше. Но оно, наверное, и к лучшему – пока мой зверь не видел в соседе потенциального партнера, оборотень был в безопасности.

Он, кстати, очень даже неплохо чувствовал себя без утомительного влияния зануды-человека. И, кажется, не собирался возвращать вторую форму. Я поняла это, когда во время очередной пробежки этот лохматый монстр принялся со мной заигрывать. Не как самец. Не по-взрослому. А как Роар в свое время – толкаясь, пихаясь, пытаясь сбить с ног и весело барахтаясь в снегу после того, как я его туда столкнула.

Никакой озлобленности он больше не демонстрировал, но все же предпочитал видеть меня кошкой, а не человеком. Так ему, видимо, было спокойнее. А может, что-то такое проскакивало в волчьих воспоминаниях, и он инстинктивно гнал от себя любые намеки на вторую ипостась, к которой, похоже, испытывал не самые теплые чувства.

Первое время меня эта ненормальная игривость раздражала – Рокхет был на себя не похож. А с другой стороны, заняться в долине все равно было нечем, поэтому, когда лохматый и на следующий день продемонстрировал готовность играть, я не стала отказываться, и мы неплохо провели время, от души вываляв друг друга в снегу.

Вскоре оборотень совсем освоился и быстро сообразил, за что надо потянуть и куда нажать лапой, чтобы открылась дверь, ведущая в ледник. Успел запомнить, что когда я меняю ипостась на двуногую, это значит, что скоро будет вкусный обед. Научился не трогать меня, когда зверь выказывал раздражение или неприязнь. Выяснил, в какие точки его можно лизнуть, чтобы кошак успокоился и перестал злиться. Уже привычно устраивался на ночь у меня под боком. И самостоятельно открывал-закрывал входную дверь, которая специально была устроена так, чтобы воспользоваться ею мог не только человек, но и достаточно рослый зверь.

Недели через полторы Рокхет окончательно оправился от ран, и возиться с ним стало еще интереснее. Помнил он или нет какие-то приемы из прошлой жизни, но в схватке один на один он, как выяснилось, мало в чем мне уступал. Недостаток массы он восполнял скоростью, отсутствие кошачьего коварства – природным чутьем на опасность. С ним даже в волчьей ипостаси было интересно соревноваться, а уж какая из него получилась грелка, я и вовсе молчу.

При этом, что удивительно, зачатки прежнего благородства он сумел сохранить даже в урезанном, так сказать, виде. Никогда не приступал к еде раньше меня, предпочитал сам добывать мясо из ледника, демонстративно укладывая его потом к моим ногам. Ел очень аккуратно, не растаскивая кровавые ошметки по всей кухне. Рычал, конечно, если я в этот момент неосторожно проходила мимо. Но все же уступал даме, если она, то есть я, просила. И только мыться в ванне ужасно не любил, поэтому всякий раз нахально сбегал на улицу и возвращался лишь после того, как кусачий морозец прихватывал даже его мохнатое, неплохо защищенное густой шубой тело.

Вообще, с ним оказалось на удивление легко делить дом и коротать долгие зимние вечера. Когда мне хотелось тишины, я забиралась с ногами в большое кресло, укутывалась в плед, а босые ступни ставила так, чтобы они утопали в густой шерсти и грелись о пышущего жаром оборотня.

Рокхет не возражал. Напротив, ему нравилось, когда по нему топчутся маленькими ножками. Порой даже пузо бесстыдное подставлял и беззастенчиво блаженствовал, когда его потихоньку чесали.

Все это было так непохоже на того Рокхета, которого я знала, что в один из дней я вдруг поймала себя на мысли, что в таком виде он нравится мне еще больше. Такой добродушный, покладистый, почти домашний. При этом на удивление галантный с дамой и терпеливый донельзя, хотя вот уж что-что, а это в нем вообще было трудно заподозрить.

Время от времени я, правда, с надеждой заглядывала в желтые волчьи глаза и молча вопрошала: не передумал ли он? И правда ли его человеческая ипостась безнадежно мертва? Но он смотрел в ответ лишь кристально чистым звериным взглядом, а в его зрачках ни разу не мелькнул даже намек на разум. Вообще ничего, понимаете? И от этого мне иногда становилось грустно. Видит богиня, я не хотела для него такой судьбы. И многое бы отдала, чтобы этот полузверь однажды осознал себя человеком. А с другой стороны, теперь он по-настоящему свободен. И похоже, доволен тем, что имел.

А между тем время гона неумолимо приближалось, и однажды из моей жизни вновь выпало несколько важных часов.

Это случилось днем. Во время очередной прогулки. Я просто закрыла глаза, а когда открыла, на улице уже царила ночь, разожженный поутру камин давно остыл, а я лежала на старой, затертой почти до дыр медвежьей шкуре и откровенно не помнила, как до нее добралась.

Открытие было ожидаемым, но все равно не слишком приятным.

Зверь после этого уснул и не захотел общаться на столь щекотливую тему. А волк неожиданно нашелся в углу. Насупленный, сердитый и, кажется, слегка на меня обиженный.

Я мельком его оглядела – вроде живой и даже не поцарапанный. Кровью не пахло, подозрительных следов на полу тоже не прибавилось. Кажется, идея держаться к нему поближе начала приносить плоды, и после первого полноценного оборота лохматый не пострадал. Будем надеяться, что и дальше не пострадает, если, конечно, не полезет куда не просят и не наступит мне случайно на хвост.