Почти неделю после этого было тихо.

Мой зверь был смущен недавним порывом и даже присмирел, больше не порываясь перехватывать инициативу. Я в ответ старалась как можно сытнее его кормить, почаще менять форму, чтобы он не чувствовал себя узником в клетке, и побольше спать, прекрасно зная, что во время сна мы оба становимся спокойнее.

И это сработало – дорвавшийся до мяса кошак был попросту не способен куда-то бежать и с кем-то сражаться. Отяжелевшее брюхо тянуло его к земле. Сонно моргающие глаза постоянно слипались. Собственно, он ходил лишь от спальни до ледника и от ледника до туалета, потому что на большее не было ни сил, ни желания.

Я даже понадеялась, что смогу продержать его в таком состоянии до окончания гона, но, как это нередко бывает, в мои планы вмешался неучтенный фактор. Не иначе как луноликая решила надо мной посмеяться, зачем-то создав мне дополнительные трудности и сделав все, чтобы усложнить и без того непростое время для моего несчастного зверя.

Это случилось поздним вечером. Во время очередного полнолуния, когда я, не сумев заснуть на втором этаже, задремала на полу возле жарко натопленного камина. Сперва по горам прошел непонятный гул, словно снаружи в них ударили гигантской колотушкой. Следом за гулом пришла такая же непонятная вибрация, от которой мой недовольный побудкой зверь приподнял голову и огляделся. Одновременно с этим за окном раздался хриплый волчий вой. И почти сразу по долине разнесся звук мощного удара, от которого ощутимо содрогнулся дом.

Озадаченно сев, я дернула хвостом и навострила уши, не понимая, что происходит. Минуту сидела, две, три… но вой больше не повторился. А следом за этим и горы успокоились, даря надежду, что все это могло мне просто привидеться.

В конце концов я решила, что это и впрямь была галлюцинация, поэтому успокоенно улеглась возле камина снова. Но тут по крыльцу что-то отчетливо скрежетнуло, и после этого уже было глупо убеждать себя, что этого не было.

Подскочив на ноги и сменив ипостась, я подбежала к двери и опрометчиво ее распахнула, напряженно всматриваясь в темноту. Яростно взвывший ветер с готовностью ударил в толстую деревянную створку, буквально выбив ее из моих рук. Тяжелая дверь, протестующе скрипнув, с грохотом впечаталась в загудевшие от удара перила. А рванувший из-за моей спины свет мгновенно озарил засыпанную снегом площадку и лежащего на ней, замерзшего до полусмерти, едва дышащего волка, возле оскаленной пасти которого расплывалось большое кровавое пятно.

В самый первый миг я настолько оторопела, что могла только смотреть на припорошенное снегом тело, от которого в сторону ущелья тянулась цепочка кровавых следов. Там, возле скал, где еще утром нависал огромный снежный козырек, грозящий при малейшей оплошности рухнуть кому-нибудь на голову, теперь возвышался громадный сугроб. Я специально его не тревожила – в случае чего шарахнет зверя по темечку и не позволит вскарабкаться на вершину. А оно вон как вышло… теперь никакого козырька там уже не было. Просто потому, что кто-то потревожил его раньше меня. Кто-то, кто чудом отыскал мое затерянное в снегах логово, без всякого страха прошел смертельно опасной тропой. Добрался до выхода. Неосторожно ступил на тонкую кромку. И, похоже, рухнул с высоты четырех человеческих ростов, лишь по счастливой случайности не свернув себе шею.

Я снова перевела ошарашенный взгляд на неподвижного волка.

Да нет… не может быть! Там же снег еще рыхлый! Лохматому пришлось бы пробираться в нем по грудь, а то и глубже! Где прыгая, как ловкая белка, где разгребая сугробы лапами, как тюлень! В гору! Один! Да еще мое ущелье тянется на целых триста шагов! Без необходимой сноровки даже для оборотня это верная смерть! На такой высоте, да еще зимой, когда при сильной нагрузке горло в кровь разорвать можно…

Моих ноздрей коснулся смутно знакомый, с трудом пробивающийся сквозь тяжелый дух крови запах, и я в ужасе отшатнулась, глядя на исхудавшего, искалеченного, стершего себе когти до крови зверя, сумевшего в одиночку осилить путь, который далеко не каждому баскху был по силам.

Боже мой, Рокхет…

Да что ж ты за дурак такой, а?! И каким ветром тебя вообще сюда занесло?!

Впрочем, нет. Сейчас не это главное. Надо затащить его внутрь, согреть, перевязать… и накормить, наверное?

Недолго думая, я сменила форму, цапнула потерявшего сознание оборотня зубами за загривок. Поднатужилась, поднимая сильно изменившееся, но все еще тяжелое тело. И, хрипло порыкивая, с трудом затащила его в дом.

Бросив обледеневшего зверя возле огня, снова перекинулась и, закрыв дверь, помчалась за посудой, чтобы поставить на огонь воду. Еда… еды у меня пока навалом, но вряд ли оборотень сможет в ближайшее время нормально жевать. Вон все губы в кровь изорвал. Верхнего клыка лишился. Язык отморозил, будто снег не только лапами рыл, но и пастью хватал. На морду вообще без слез не взглянешь. Вся шкура в сосульках. Висит, как на пугале. Отощал, будто три года одними объедками питался. А теперь лежит мне тут, полы пачкает… пр-ридурок!

Ругаясь сквозь стиснутые зубы, я заметалась по дому, позабыв обо всем на свете. Зверь не мешал. Напротив, затаился, настороженно посматривая, как я набрасываю на искалеченного оборотня теплый плед, обмываю и перевязываю израненные лапы, стираю кровь с разорванных губ, тщетно пытаюсь напоить его из глиняной плошки. А потом с новой руганью бегу на поиски бутылки, после чего заливаю туда уже теплый, оставшийся с обеда бульон и уже в таком виде пытаюсь влить его в глотку обессилевшего зверя.

Рокхет, как назло, все никак не мог прийти в себя. Отогревшаяся в тепле шерсть повисла грязными клочьями, на спине и боках она местами успела сваляться в настоящие колтуны, на живот и пах смотреть страшно, настолько там все было плохо. Нежная кожа оказалась иссечена до такой степени, что там места живого не осталось. Чем уж он себя так… или кто его так, не знаю, но казалось, что передо мной лежит не величественный зверь, которым я в свое время так восхищалась, а какой-то бродяга. Бесконечно уставший, изможденный до последней стадии волк, который, словно в насмешку, совершал свои последние вздохи.

Наверное, я никогда не узнаю, сколько времени и сил он потратил, чтобы сюда добраться. Но главное, никто и никогда не скажет, зачем ему вообще понадобилось это делать. Он больше не был мне должен. Я ведь его отпустила. И вот он здесь. Заперт со мной в проклятой долине. Да еще и умирает у меня на руках.

Когда из горла волка вырвался долгий прерывистый вздох, мой зверь обеспокоенно заскулил и заскребся.

– Без тебя вижу, – прошептала я, лихорадочно заметавшись взглядом по сторонам. – Времени совсем не осталось…

Волк снова вздохнул. Тихо, устало, словно потратил все силы на борьбу со стихией. И судя по тому, каким слабым стало его дыхание, он действительно умирал. А я ничего не могла с этим поделать.

Зверь снова заскребся, отчаянно не желая видеть лежащего у камина оборотня мертвым. И тут, как специально, в окно лукаво заглянула луна. Круглая, яркая, она залила своим светом всю немаленькую комнату и снова, как когда-то, заплясала на неплотно сомкнутых веках Рокхета.