– Иногда ты выражаешься чересчур образно, – с неожиданной серьезностью заметил он. – Если ты просто сохранишь нашу поездку в тайне, этого будет достаточно. Но мне совсем не хочется представлять тебя в могиле.

– А где бы тебе хотелось меня представлять?

– Это слишком деликатный вопрос, чтобы обсуждать его за завтраком, да к тому же я не хочу, чтобы ты это знала. – Он рассмеялся, и в глазах его заплясали веселые искорки. – Тебя устроит такой ответ: я хочу всегда представлять тебя в своей постели? Такой, какой ты была в последние сутки, – распущенной и похотливой.

Мирелла покраснела от смущения и уткнулась в чашку с кофе, чтобы не встречаться с ним взглядом.

– Мне бы тоже хотелось представлять тебя только так, – тихо проговорила она. – Именно поэтому я не понимаю, почему ты отослал меня из «Ода-Лала».

– Но надеюсь, ты поняла, почему я освободил тебя от игры в «рабыню и господина»?

– Да, потому что это была всего лишь игра. В этом причина?

– Именно. А теперь тебе не составит труда додумать остальное.

Мирелла погрузилась в размышления, поднялась и, подойдя к Рашиду, села ему на колени.

– Для тебя сексуальное рабство – это не игра, да? Это часть твоей жизни, без которой она была бы неполной. А когда ты понял, что для меня это лишь мимолетное развлечение, ты меня отпустил. Это я могу понять. Но ведь ты знал, что я не просто хотела, а жаждала провести с тобой ночь в «Ода-Лала». И все же ты меня отослал. Неужели то, что происходило прошлой ночью в твоем доме, кажется тебе более пристойным, чем то, что я видела там? Или ты боялся, что я увижу, как далеко ты можешь зайти в стремлении удовлетворить свою похоть? Ты побоялся взять меня с собой в этот ад, потому что испугался сам себя, того, что ты мог со мной сделать. Верно?

Рашид распахнул полы ее халата, раздвинул ей ноги и стал ласкать нежную плоть ее влажных губ.

– Для женщины, у которой на все есть ответы, ты задаешь слишком много вопросов. Пусть все идет своим чередом, Мирелла. Ты вступаешь на опасную почву, когда говоришь о моих чувствах и тайных желаниях. Если не остановишься вовремя, ты можешь дорого заплатить за то, что узнаешь. Тебе разве недостаточно того, что у нас такой захватывающий, экзотический роман?

– Да, Рашид, больше чем достаточно, – ответила она срывающимся от возбуждения голосом, почувствовав его пальцы в глубине своего тела и ощущая приближение оргазма.

Их губы соединились в жарком поцелуе, в котором была страсть и то, чего не было раньше, – взаимопонимание.

– Ты выглядишь потрясающе, я просто лопаюсь от гордости! – восхищенно произнес Рашид. – Ни один мужчина не сможет остаться к тебе равнодушным.

Мирелле польстила его похвала, и сейчас, одеваясь у себя в комнате, она видела, как он нетерпеливо вышагивает возле машины, ожидая ее появления.

Когда она вышла к нему, он снова оглядел ее с головы до ног и одобрительно улыбнулся. У Рашида было две формы выражения любовного восторга – необузданная страсть или трогательная нежность.

С того дня, как они познакомились, Рашиду без особых усилий удавалось держать ее в тисках своей властности. Мирелла не уставала поражаться тому, что на нее так сильно действует его личность. Однако это было именно так – одним своим присутствием Рашид мог оградить ее от остального мира и погрузить в свой, невероятно привлекательный мир. Но она всегда была в нем только гостьей, он не допускал ее в свою жизнь. Впрочем, она на это и не претендовала.

Главным для нее было одобрение Рашида. Ей все время хотелось видеть его восхищенный взгляд. Для нее это был единственный способ отблагодарить его за то, что он раскрыл в ней женщину, избавил от внутренних пут, которые мешали ей жить полноценной жизнью, за то, что он научил ее наслаждаться роскошью и при этом не чувствовать себя преступницей. Приходилось признать, что представления, выработанные ее пуританским воспитанием, рассыпались в прах, столкнувшись с реальностью.

Рашид объявил, что после визита к антиквару они отправятся на пикник к принцессе Айрин, и Мирелла расцвела в предощущении новых необычных впечатлений.

Румынская принцесса устраивала пикник в честь годовщины смерти своего супруга. Это событие традиционно открывало светский сезон в Стамбуле. Рашид предложил Мирелле выбрать для нее наряд по случаю столь знаменательного события, но она отказалась. Однако ее собственный выбор не разочаровал Рашида.

Посетив лавку антиквара, где Мирелла обнаружила множество экзотических украшений, а Рашид оставил приличную сумму денег, они отправились на машине по живописной дороге, вьющейся по утопающему в зелени склону холма, к маленькой деревушке в бухте Босфора. Там они взошли на борт яхты, лакированные и металлические поверхности которой были надраены до зеркального блеска – было очевидно, что к приезду хозяина подготовились на совесть.

Едва Рашид с Миреллой уселись за столик, накрытый для них на корме, яхта тут же отчалила от берега. Провожать их в плавание вышло полдеревни, добросердечные жители долго махали им вслед. Паруса хлопали над головой у Миреллы, и этот сладостный звук напоминал ей детство, проведенное в родном Массачусетсе. Команда украсила яхту гирляндами цветов, которые наполнили воздух восхитительным ароматом.

– Хотелось бы мне, чтобы ты сейчас видела выражение своего лица, – улыбнулся Рашид. – Думаю, одна из причин, по которой мне хочется все время тебя удивлять, заключается в том, чтобы почаще видеть тебя такой. Но честно говоря, мы каждый год украшаем яхту в честь пикника, который устраивает принцесса. Цветы всегда разные, но «Азиз» неизменно оказывается одной из самых празднично оформленных яхт. Это своего рода традиция: мы отдаем дань памяти нашим предкам, которые по торжественным поводам обязательно украшали свои лодки и баркасы. Во времена наших бабушек и прабабушек суда в таких случаях драпировали шелком, а гребцов одевали в расшитые золотом и серебром костюмы.

– Это похоже на сказку, – потрясенно промолвила Мирелла.

– Я могу рассказать тебе кое-что, действительно похожее на сказку. Мой дед говорил, что твоя прабабушка, Кадин Рокселана, плавала по Босфору на ладье, драпированной голубым шелком, расшитым бриллиантами. Концы ткани свешивались через борт, их утяжеляли серебряные цепи, к которым были прикованы серебряные рыбы с алмазными глазами. Двадцать гребцов, одетых в серебряные ливреи, приводили ладью в движение. В лучах полуденного солнца казалось, что ее влечет в объятия господина косяк рыб, которым нет числа. Мой дед видел ее лишь однажды, будучи маленьким мальчиком. Его отец был любимым калифом султана. Султан потерял голову от Рокселаны настолько, что даровал ей это имя в честь жены Сулеймана Великолепного, которая правила в середине шестнадцатого века, когда Османская империя достигла своего расцвета. Ее прибытие было самым ярким событием в жизни деда: он видел, как ладья причалила, как Рокселана прошествовала по коврам, расстеленным по причалу, и пала ниц перед султаном. Ей позволили подняться и занять место рядом с ним, на низком пуфике возле его ног. Тогда дед и разглядел ее как следует. Его потрясли ее красота, великолепие одежд, благородство осанки. И с тех пор все красивое, что встречалось ему в жизни, он соотносил с красотой этой женщины.