Впрочем, она сама входила в состав Комиссии, и ей едва ли следовало удивляться тому, что старый лис не хотел сообщать членам этого авторитетного органа, что все их рекомендации он подвергает скрупулезной проверке с помощью специально подобранной группы строевых офицеров. Учитывая особенности характера некоторых членов Комиссии, такой подход представлялся Хонор более чем оправданным. Та же Кошмариха Соня Хэмпхилл наверняка пришла бы в ярость, узнав, что ее предложения проверяют и критикуют младшие по званию, вне зависимости от их боевого опыта. Вздумай кто-то из них выразить неодобрение одному из ее любимых проектов, она, может быть, и не обрушилась бы на офицера открыто, но взяла бы его на заметку. А некоторые и вовсе не постеснялись бы свести с неосторожным критиком счеты.

– А разве можно рассказывать об этом мне? – спросила после недолгого молчания Хонор.

МакКеон пожал плечами.

– Он мне не запрещал, а что не запрещено, то разрешено. К тому же ты уже не входишь в Комиссию. Думаю, он бы и сам с удовольствием ввел тебя в курс дела. Судя по тому, что он говорил мне перед тем, как «Адриан» взял курс от Мантикоры к Ельцину, ты произвела на него сильное впечатление. По правде сказать, – МакКеон усмехнулся, – он вообще недоумевал по поводу того, как тебя занесло в эту Комиссию: по его глубокому убеждению, все, кто способен сражаться, служат в строю, а неспособные прикомандировываются к Комиссии, чтобы создавать боевым офицерам дополнительные трудности.

– Он что, считает Комиссию ненужной?

– Нет, не саму Комиссию. Только тех офицеров, которых без конца к ней прикомандировывают. Но леди Харрингтон, разумеется, представляет собой то самое исключение, которое подтверждает правило.

– Разумеется, – с нарочитой строгостью сказала Хонор и покачала головой. – Все-таки ему не стоило оказывать некоему Алистеру МакКеону такое доверие. Этот капитан славился несносным нравом еще до того, как обзавелся друзьями в высоких сферах.

– Такими, как вы, ваша милость, – отозвался МакКеон столь шутовски льстивым тоном, что это ввело бы в заблуждение любого постороннего человека.

Лафолле и Кэндлесс состояли при Хонор уже давно, знали, что МакКеон принадлежит к узкому кругу самых близких ее друзей, привыкли к его своеобразному юмору и воспринимали все как надо. А вот Уитмен, никогда ранее капитана не встречавший, ощутимо взъярился: фамильярность по отношению к землевладельцу вызвала у него вспышку гнева. Впрочем, внешне телохранитель ничем себя не выдал, а заметив реакцию своих товарищей и самой леди Харрингтон, усилием воли взял себя в руки. Улыбнувшись ему, Хонор снова повернулась к МакКеону и скорчила гримасу.

– Может быть, на Ельцине это и имеет смысл, – сказала она лишь наполовину шутливо, – но вряд ли разумно похваляться дружбой со мной в Звездном Королевстве. Тебе стоило бы помнить, что я еще не окончательно реабилитирована.

– Достаточно справедливо, – отозвался МакКеон, и голос его неожиданно зазвучал серьезно. – Конечно, некоторые идиоты могут еще слушать болтовню таких придурков, как Хаусман или Юнг. Но каждый, у кого есть голова на плечах, уже начал понимать, что все твои личные враги – это куча…

Бранного слова он не произнес, но на лице его отразились гнев и отвращение такой силы, что Хонор поспешила положить руку ему на плечо.

– Наверное, в этом вопросе ты не самый беспристрастный судья, – сказала она с нарочитой небрежностью, – но мне такая оценка по душе. И Нимиц, безусловно, с тобой согласен.

– Нимиц в людях разбирается, это я всегда говорил.

– Он пристрастен. Любит тебя за то, что ты угощаешь его сельдереем.

– А почему бы и нет? По-моему, только тот, кто способен распознать глубоко искреннюю, идущую от души попытку подкупа, и может по-настоящему судить о человеческом характере, – с ухмылкой заявил МакКеон.

– Подумать только, – с преувеличенно печальным вздохом произнесла Хонор, – как могли лорды Адмиралтейства сделать столь сомнительного в нравственном отношении человека королевским офицером!

– Сам удивляюсь, миледи! – воскликнул МакКеон, ухмыляясь еще шире. – Может быть, я и их подкупил: с них начал, а там и до Нимица добрался?

Двери лифта раздвинулись: капитан и коммодор, бок о бок, весело смеясь, зашагали по коридору. Следом, чуть позади, шли трое телохранителей.

Гражданин адмирал Тейсман молча вошел в боевую рубку и остановился, молча наблюдая, как замедляет движение приближающаяся к Энки зеленая точка. Корабль появился с опозданием – Астроконтроль системы ожидал его прибытия еще неделю назад, – но задержки были не таким уж редким явлением. Конечно, обычного капитана в подобном случае ожидала бы неприятная беседа с начальством, однако едва ли кому-то могло прийти в голову потребовать объяснений от капитана этого корабля.

Уорнер Кэслет, умевший узнавать о появлении командира с помощью некоего загадочного шестого чувства, не сплоховал и на сей раз: стоило Тейсману войти в рубку, как он повернулся, встал и направился навстречу адмиралу.

– Привет, Уорнер.

– Здравия желаю, гражданин адмирал.

Не спрашивая, что привело сюда начальство, Кэслет снова повернулся к огромному дисплею, сложил руки за спиной и, стоя бок о бок с Тейсманом, стал наблюдать за зеленой бусинкой. В голографической сфере диаметром двадцать пять метров перемещение точки казалось очень медленным, хотя в действительности она приближалась к голубому изображению Энки со скоростью почти двенадцать тысяч километров в секунду.

– Расчетное время прибытия? – спросил Тейсман, дав понять своим тоном, что он расположен к разговору.

– Приблизительно пятьдесят минут, гражданин адмирал. До Энки он доберется минут через сорок, но потребуется время на выделение ему парковочной орбиты.

Тейсман молча кивнул. Обычно Астроконтроль столь загруженных систем, как Барнетт, предоставлял прибывающим парковочные орбиты по мере их освобождения. Разумеется, система пережила время своей славы и больше не являлась стартовой площадкой, откуда начинались завоевательные экспедиции Республики, однако движение в межпланетном пространстве оставалось достаточно интенсивным. При этом и капитаны рейсовых судов, и диспетчеры терпеть не могли VIP-корабли, требовавшие к себе особого отношения. Однако даже если бы Астроконтролю пришлось бы согнать с орбит все остальные корабли – для того чтобы обеспечить новоприбывшему сферу безопасности диаметром в пять тысяч километров, – возражать вслух все равно никто бы не посмел.

«Правда, – с сарказмом подумал Тейсман, – только идиот способен вообразить, будто пять тысяч километров свободного пространства и впрямь гарантируют кораблю безопасность. Конечно, это поможет уберечься от абордажной атаки или попытки какого-нибудь психа-камикадзе пойти на таран, но для гразера или ракеты с импеллерным двигателем это не расстояние. Черт побери, на таком расстоянии выпущенная ракета будет уже на дистанции поражения! Не то чтобы я вынашивал подобные планы…», – подумал адмирал и тут же криво усмехнулся, заметив, что становится слишком осторожным. К счастью, пока еще даже госбезопасность не нашла способа устанавливать жучки в головах, чтобы прослушивать чужие мысли.