– Я передумал.

– Мы уже не партнеры?

– Партнеры. Твой взнос – мой покойный брат. Но ты мне лучше не напоминай об этом, Приходько.

Жора стиснул челюсти и уставился прямо перед собой. Такой – застывший, безмолвный, с остекленевшим взглядом – он очень напоминал Леню Рубинчика, упавшего на дно ямы в подмосковном дачном поселке.

Приходько выключил ноутбук, осторожно закрыл его и с неожиданной ясностью осознал, что проблемы современной литературы – это такая мелочь в сравнении с теми, которые возникли у него лично.

* * *

Самолет как ни в чем не бывало продолжал мчаться вперед: что ему до переживаний отдельных пассажиров?

Приходько маялся, никак не мог выбрать удобную позу.

Жора находился в городе своего детства, в Жмеринке.

Улица, на которой выросли они с Ленчиком, носила имя космонавта Германа Титова, а игра, в которую играли все окрестные пацаны, называлась «шпандырь». Никто не мог объяснить, что означает это загадочное слово, да это было и не важно. Главное, чтобы мяч кто-нибудь на улицу вынес – такое сокровище имелось далеко не у каждого.

Жора выиграл.

– Шпандырь! Тебе водить, – говорит он брату, размазывающему по лицу кровавые сопли со слезами вперемешку. – Я тебя выбил, кор-роль сраный.

– Так нечестно! Ты меня обманул!

– В кого хочу, в того и бросаю, понял? – Подняв с земли мяч, Жора поддает его с такой силой, что босая нога потом еще долго горит, как ошпаренная. – Беги доставай.

– Не буду, – Ленчик сжимает кулаки.

– Что ты сказал?

– Не буду!

– А ну, повтори…

– Виски, коньяк, водка, джин, вино…

– Что? – Жора ожесточенно трясет головой, трет кулаками глаза.

– Есть также шампанское, – улыбается ему стюардесса. – Что будете пить?

Ее ноги почти скрыты бутылками, расставленными на сервировочном столике, но нетрудно заметить, что они прямые и длинные. Очень прямые и длинные.

– Задремал, – пояснил ей Жора, откашлявшись.

– Извините, – промямлила девушка. – Мне показалось, что у вас открыты глаза. Извините, пожалуйста.

– Как, простим лапушку? – спросил Жора, заговорщицки толкая Приходько в бок.

Тот напряженно заулыбался:

– Такую красавицу грех не простить.

– Но не самый страшный грех, верно?

Приходько притворился, что не понял намека, сопроводив свою улыбку смешливым фырканьем:

– Пх-пх-пх…

– Где тут у вас туалет? – спросил Жора, переводя взгляд на стюардессу, неловко переминающуюся с каблука на каблук.

– Там, – кивнула она в конец прохода. Ее глаза расширились, когда пассажир, продемонстрировав ей сотню долларов, распорядился:

– Иди туда. Я сейчас.

– Вы что? Как вам не стыдно?

– Это задаток, – пояснил Жора. – По окончании получишь еще столько же.

– Я… я на работе.

– Пять минут – и ты свободна. Иди. Только это… колготы заранее сними. Не люблю с бабскими тряпками возиться. Бабы сами должны раздеваться. Я правильно говорю? – Дождавшись, пока стюардесса покатит свой столик по проходу, Жора саданул локтем охнувшего Приходько. – Как там у тебя? Разоблачайтесь перед зеркалами, глядитесь в них, и нечего пенять, если рожа окажется крива… Так?

– Не совсем, – просипел Приходько.

– Писульки – это писульки, а жизнь – это жизнь, – наставительно сказал ему Жора, вставая с кресла. – Я этой крысе летучей баксы показал, а в руки не дал. Поимею ее даром. Кого хочу, того и натягиваю, понял?

– Понял.

Это произнес Ленчик, неизвестно как очутившийся в соседнем кресле. Стоило хорошенько тряхнуть головой, как он превратился в покрывшегося испариной Приходько.

– Шпандырь, – пробормотал Жора, стискивая прихваченную барсетку до боли в ногтях.

– Что вы сказали?

– Не бери дурного в голову.

Подмигнув Приходько, Жора вразвалочку приблизился к туалетной кабинке, оглянулся, протиснулся в приоткрывшуюся дверь, пристроил барсетку на зеркальную полочку и удовлетворенно хмыкнул:

– Молодец, свое дело знаешь.

Почувствовав его ладони на своих голых боках, стюардесса, на которой не осталось ничего, кроме форменной блузки, быстро сказала:

– Дверь-то заприте, мужчина.

– Конечно, конечно…

Жора прикрыл пластиковую дверь и сделал вид, что запирает ее на защелку, после чего приподнял девушку над полом и развернул ее к себе задом.

– Деньги, мужчина, – пискнула она.

– Успеется… Ну-ка…

– Ой! – Стюардессу приподняло над полом, она схватилась руками за стенку, кожа на ее затылке пошла пятнами.

– Оп-ля! – Ритмично двигая тазом, Жора лягнул дверь за своей спиной, открывая ее нараспашку. – Шевелись, а то замерзнешь, – приговаривал он, косясь через плечо. – Хорошенько постараешься – еще сотенку подкину. Ну?.. Ну?.. Ах-х-х-х…

– Ни хрена себе, – доносится позади склеившейся пары. – Вы что это тут себе позволяете?.. О… Ольга? Ты?

Оглянувшись, Жора с удовольствием любуется растерянной физиономией какого-то летуна в кителе с погончиками и захлопывает перед его носом дверь.

– Занято! – кричит он. – Наберись терпения.

Клацает защелка. Шпандырь!

– Что теперь будет, что будет… – Растрепанная стюардесса мечется по тесной кабинке и никак не может попасть ногой в перекрученные колготки. – Меня уволят, уволят…

– Не разрешают трахаться на рабочем месте? – сочувственно спрашивает Жора. – Ай-яй-яй!

– Убирайся! Давай деньги и убирайся, м-мудак.

Шлеп! Жорина пятерня оставляет на щеке стюардессы малиновый отпечаток.

– Не распускай язык, крыса.

– Деньги давай, сволочь, – всхлипывает она, размазывая по лицу кровавые сопли со слезами вперемешку. – Гони бабки, гад такой.

– Не-а, – качает головой усмехающийся Жора. – Я передумал.

– Так нечестно! Ты меня обманул!

– Кого хочу, того и имею, поняла? – Подняв с пола забытые трусишки, он швыряет их в унитаз. – Доставай теперь.

– Не буду. – Стюардесса сжимает кулачки.

– Что ты сказала?

– Не буду!

– А ну, повтори.

– Шпандырь! Шпандырь!! Шпандырь!!!

Э-эээ!.. Бэ-эээ!..

Издевательски высунутый язык был не розовым, а фиолетовым, почти черным. И показывала его не зареванная стюардесса, а Ленчик. Перепачканный глиной, с потрескавшимися губами, с омертвело скрюченными пальцами.