«Я сгораю. Я страдаю. Я погибаю».

Шекспир? Возможно. Слова так ему подходили, хотя я еще это не полностью осознала. Однажды осознаю. Его теплое тело прижималось к моему. Его осязаемое тяжелое присутствие не пугало мою психику. Я проспала всю ночь и чувствовала себя в безопасности.

А потом я вспомнила.

Я все ему рассказала.

Слова вернулись ко мне в потоке страха и унижения. Я сказала Айзеку, что он красив, примерно шестьсот раз. Я попыталась поцеловать его. Предложила свое тело, потому что считала, что только с затуманенным алкоголем разумом смогу физически быть с мужчиной.

Я рассказала свою историю.

Я выкрикивала грубые слова небесам.

Потом меня вырвало.

– О боже, – прошептала я.

Душащий меня секрет вышел наружу, и Айзек Пирс знал обо всем. Обо всем. О каждой минуте криков и рвоты. Каждой грязной подробности. Он стал свидетелем моего надрывного потока агонии. Это воспоминание перестало быть запертым где-то внутри, вытекающим на кожу в виде маленьких черных крестиков. Все было по-настоящему. Вышло на свет.

Ксавьер Уилкинсон опоил и изнасиловал меня.

Я произнесла эти слова в присутствии Айзека. Произнесла это слово, громко, своим собственным голосом. И, сделав это, я забрала частичку его силы. Немного. Каплю из огромного океана, но это лишь начало.

Я медленно села, и куртка Айзека упала с плеч. Джинсы были испачканы землей и намокли от ночной росы. Волосы падали на плечи спутанной массой.

– Привет, – тихо сказал Айзек.

Я развернулась и уставилась на него. Все произнесенные мной слова повисли в воздухе между нами, и я не могла забрать их.

«Что, если я и не хочу?»

Айзек знал, но это не то же самое, что моя обнаженная фотка у Ксавьера. По его лицу этого не было видно. Он не прокручивал мои слова в голове, словно глядя на пошлую фотографию. Он наблюдал за мной, нахмурившись. На его лице читались беспокойство и неуверенность.

– Привет, – ответила я и вздрогнула. Горло казалось ободранным и хриплым после криков. Мысли находились в беспорядке. Я не знала, что сказать, кроме – мы заснули на кладбище.

Айзек улыбнулся, и его лоб разгладился.

– Ага, так и было. – Он взглянул на надгробие. – Надеюсь… Джозеф П. Бушар, «дорогой и верный муж», не был против.

– О черт, который сейчас час?

Я достала из заднего кармана телефон. Экран треснул – жертва моих пьяных выходок. 5:17 утра.

Я уронила больную голову на руки.

– О боже, мои родители скоро встанут. Они поймут, что я не приходила домой. Я попаду в такие неприятности. Не могу пойти домой вот так, – я неуверенно встала на ноги. – Не знаю, что делать. Что мне делать?

Айзек поднялся на ноги и повертел головой, чтобы размять шею. Его белая футболка была заляпана грязью, а джинсы промокли от бедра до лодыжки.

Я быстро наклонилась, схватила его куртку и передала ему.

– Вот, – сказала я. – Кажется, тебе холодно.

Он забрал куртку и накинул мне на плечи. Он запахнул ее и нежно притянул меня к себе. Он смотрел на меня без осуждения. Не испытывал отвращения из-за моей истории.

– Айзек, – прошептала я, тяжело сглотнув.

– Не надо, – сказал он и обнял меня еще крепче. Его руки обхватили мою спину и крепко держали меня. – Все будет хорошо.

Я покачала головой, упершись ему в грудь.

– Нет, не будет. Уже долгое время все не хорошо.

– Может, прошлая ночь – начало, – он отодвинулся, чтобы заглянуть мне в глаза и проговорил тише: – Где он сейчас?

– В колледже. Живет своей жизнью. Не надо никому рассказывать. Уже слишком поздно, – сказала я, чувствуя, как поднимается паника. Я оттолкнула Айзека. – Мне нужно домой. Мне нужно… боже, они поймут, что я не спала дома. – Я хлопнула ладонями по грязной одежде. – Я не смогу спрятать вот это.

– Могу отвезти тебя к Фордам. Марти прикроет нас.

– Нет. Не он. Я не могу рассказать ему. Я не смогу смотреть ему в глаза всю пьесу.

Айзек не стал спорить, хотя я видела, что ему хочется.

– Что насчет Энджи? Она знает?

Я с несчастным видом покачала головой.

– Нет. И мне не нравится, что я так с ней поступаю. Она прикрывает меня. Не хочу, чтобы она попала в неприятности. Не хочу…

«Расскажи ей».

– Она твой друг, Уиллоу… – Айзек покачал головой, пробегая пальцами по волосам. – Что насчет твоих родителей? Забудь о прошлой ночи. Забудь об алкоголе, о том, что спала не дома. Забудь о пьесе. Они не знают о том, что произошло? Не думаешь, что им нужно рассказать?

– Нет, – ответила я твердым голосом. – Я же сказала тебе. И я… я расскажу Энджи. Но только ей. Никому больше знать не надо.

Айзек хотел еще что-то сказать, но я покачала головой.

– Это мой выбор. Мой. Я не готова. А даже если бы и готова, уже слишком поздно.

– Ты все время это говоришь.

Я напряглась.

– Потому что это правда.

– Возможно, нет, – тихо сказал он. – Мартин сказал мне однажды, что надежду убивает мысль, что «уже слишком поздно».

– Они мне не поверят, – сказала я. – Я ждала слишком долго, и у него та фотография… – я сильнее покачала головой. – Нет, мне нужно добраться до Энджи, помыться и попробовать не вылететь из пьесы.

Я вытащила телефон и позвонила Энджи.

– Привет? – сонно сказала она.

– Энджи, это я.

– Уиллоу? Который сейчас час?

Я закрыла глаза.

– Ты мне нужна.

* * *

МакКензи жили в доме скромных размеров в южной части Хармони. Энджи встретила нас у двери в мешковатых пижамных штанах и футболке с надписью «Торжественно клянусь, что замышляю только шалость». Ее глаза расширились, когда она увидела мою грязную одежду, а потом Энджи кинулась ко мне, широко раскинув руки.

– О боже, – прошептала она, крепко меня обнимая. – Все нормально. Что бы ни произошло, все будет хорошо. – Она отпустила меня и с подозрением взглянула на Айзека. – Мой папа уехал по делам, но мама здесь, – прошептала она. – Если она увидит…

Айзек хранил молчание, и на его лице снова появилась каменная маска.

– Дашь нам минутку? – спросила я.

Энджи бросила взгляд через плечо на дом.

– Быструю минутку.

Я отвела Айзека в сторону и начала снимать его куртку.

– Оставь, – сказал он.

– Не могу, – ответила я. На глаза снова навернулись слезы.