Он вытащил свернутый в рулон лист из заднего кармана.

– Реквизит будет смотреться лучше, – заметил он, – но пока подойдет и это.

– Что это? – спросила Уиллоу.

– Любовное письмо Гамлета к Офелии.

Мартин передал бумагу Уиллоу.

– Красиво, – сказала Уиллоу. Она взглянула на меня, а затем быстро отвернулась.

– Так и есть, – сказал Мартин. – Любовь всегда прекрасна, – он помахал бумажкой. – И это наглядная демонстрация того, что Гамлет, когда хочет, может подкреплять слова делами.

Мартин засиял, когда я бросил на него убийственный взгляд, а затем хлопнул в ладоши, начиная репетицию, на время оставив меня и Уиллоу наедине.

– Мне нравится то, насколько Мартин увлечен всем этим, – сказала она. – Наверное, поэтому он такой хороший режиссер.

– Наверное, – ответил я.

– Гамлет, Горацио, Фортинбрас, – позвала Ребекка. – Подойдите ко мне, пожалуйста.

– Нужно идти, – сказал я.

– Конечно, – ответила она, и мне не понравилось, как неуверенно это прозвучало. – Удачи.

– Спасибо, – сказал я, и мы разошлись в разные стороны.

«Как и должны», – горько подумал я.

* * *

Час спустя Ребекка встала по центру сцены и сквозь очки в темной оправе сверилась со своими записями.

– Нам нужны Гертруда, Клавдий, Офелия, Лаэрт, Горацио и Гамлет. Пятый акт, первая сцена.

Похороны Офелии.

Из реквизитной достали деревянные носилки, и Мартин сказал Уиллоу лечь на них, сложив руки на груди. Ее волосы рассыпались по плечам золотистыми волнами. Четыре актера положили носилки на центр сцены, где ждали Гертруда, Клавдий и Лаэрт. Мы с Горацио стояли справа, наблюдая за процессией из нашего укрытия.

Сцена затянула меня, стирая осознанные мысли и перенося на безлюдное кладбище.

Неподвижная, с закрытыми глазами, Уиллоу казалась эфемерной. От единственной освещающей ее лампы бледная кожа словно светилась. Лоррен в роли Гертруды притворялась, что кладет цветы на тело Офелии.

Рядом с благородной скорбью Гертруды раздавался сердитый голос Джастина, играющего Лаэрта. Он упал на колени, проклиная имя Гамлета:

Джастин встал на ноги и упал на носилки. Он просунул руки под Уиллоу и поднял ее. Грациозное и обмякшее тело девушки теперь казалось напряженным. Глаза все еще были закрыты, а лицо исказилось, словно она страдала от невыносимого молчания. Изо всех сил старалась не проронить ни слова. Оставаться тихой.

«Не говори».

Зрение затуманилось. Потом стало четче, и я увидел, как тот парень лежит на Уиллоу, касаясь ее. Она не могла двинуться. Не могла его остановить. Он изнасиловал ее, пока она кричала и кричала…

Я побежал вперед, слова вырывались невнятным потоком. Гамлет тоже должен был упасть на носилки Офелии. Вместо этого я напал на Джастина.

В крови, подобно огню, горела ярость, я оторвал его от Уиллоу. Она упала на носилки, ахнув, все еще не открывая глаз.

Джастин резко развернулся. Его кровь вскипела от желания вступить в бой.

– Дьявол забери твою душу!

Он стремительно кинулся на меня. Постановка требовала того, чтобы он обхватил пальцами мою шею, но Джастин не играл. Его руки сжимали мое горло, отрезав поток кислорода, его лицо было в сантиметрах от моего.

– Ты плохо молишься, – выдохнул я. На губах появилась ухмылка, когда я схватил его за запястья и сжал. – Молю тебя, убери руки с моего горла…

Глаза Джастина вспыхнули, и он стиснул зубы. Превозмогая боль, он надавил пальцами сильнее. В глазах горела ненависть.

Лен в роли короля Клавдия выкрикнул свои слова с искренним испугом:

– Оттащите их друг от друга!

Актеры ансамбля с трудом разняли нас с Джастином, а потом еще удерживали нас, пока мы рвались, словно бешеные псы.

– Гамлет, Гамлет, – позвала Лоррен.

У моего уха послышался голос Горацио, взявшего меня за руку.

– Боже, мой лорд, успокойтесь.

Я кипел, сердито глядя на Лаэрта, с трудом воспринимая реальность.

– Я буду сейчас с ним сражаться, пока веки не закроются.

– О сын мой, из-за чего? – молила Гертруда.

Уиллоу лежала на носилках все еще с закрытыми глазами. Ее лицо было бледным и красивым. Масштаб произошедшего с ней прошлым летом накрыл меня, как огромная волна.

«Он опоил ее. Смерть без смерти, что оставила ей немилосердные сны. И я не могу это изменить. Марти не прав. Я пришел слишком поздно. История рассказана».

Я стоял один, глядя только на Уиллоу, и произнес:

– Я любил Офелию.

Все молчали. Никто не двигался.

Уиллоу открыла глаза, и ее губы слегка шевельнулись, когда она ахнула. Легкий вздох, пронесшийся по тихой сцене. Медленно она села. На губах застыла дрожащая улыбка.

– Ладно, ребята, – сказал Марти. – Давайте сделаем перерыв.

* * *

Мартин позвал нас всех в круг. Напряженная атмосфера пятого акта была все еще заметна, как и красные отметины на моей шее и синяки на запястьях Джастина.

– Красота театра может быть очень реальной, – сказал Марти. – И несмотря на боевые шрамы, я считаю сегодняшний вечер чрезвычайно успешным.

Он заставил нас с Джастином пожать друг другу руки.

– Извини насчет шеи, – сказал он, сильнее сжимая мою руку. – Надеюсь, не сильно болит.

Я сжал его ладонь еще сильнее, и его самодовольная улыбка исчезла.

– Аккуратнее, Пирс, – сказал он, наклоняясь к моему уху. – Компания ее отца владеет твоей заправкой. Позаботься о том, чтобы оставаться у него на хорошем счету.

Восстановив порядок, Марти сделал финальное объявление вечера.