и манят? Так что в 429 г. вандалы погрузились на корабли – захваченные римские дромоны и скифы – и поплыли через Гибралтарский пролив к плодородным, родящим зерно землям Северной Африки, частично принадлежащим Константинополю{311}.

Уверенности им было не занимать, этим людям было ниспослано двойное боговдохновение. Вандалы издавна почитали Кастора и Полидевка и верили, что они вместе со своей сестрой Еленой Троянской обращаются в огни Святого Эльма и оберегают моряков в открытом море. Вандалы, не отрекаясь от своих языческих покровителей, не так давно обратились в христианство-арианство. Возможно, эта-то двойная языческо-христианская оболочка, как и уверенность в том, что отныне они исповедуют «правильную» форму христианства в мире ересей, и требовались, чтобы психологически подтолкнуть вандалов к действию. Как бы то ни было, в наступление на Северную Африку они взяли с собой женщин и детей – это было массовое переселение. Возвращаться вандалы не собирались{312}.

Вандалов, как и готов, потеснили гунны. С 406 г. (а в Андалусии – с 409 г.) они все время перемещались, а теперь обратили свой взор на другой берег Ливийского моря. Прибытие вандалов на африканский континент запустило эффект домино.

Когда в 430 г. вандалы подходили (намереваясь осадить) к расположенному на территории современного Алжира Гиппону – родному городу Блаженного Августина, автора трактата «О граде Божием», – отец церкви, который так убедительно пропагандировал идею первородного греха, что она стала базовым положением в христианстве, умер. Бежавшие при наступлении вандалов монахи принесли радикальные идеи Августина (о том, что гордыня человеческая абсолютно преступна) на Запад.

Захватив Гиппон, вандалы в 435 г. переселились в Нумидию, а в 439 г. они разграбили Карфаген. На море они перехватывали римские суда, поджигали их и превращали в адские тараны (случалось, против своих же). Вандалы, словно какие-то морские кукушки, захватывали суда тех, на чьи земли они совершали набеги: дромоны греков – в Византии, кнорры викингов – в Германии. Можно предположить, что именно отчаянная перегруппировка сил, которую римляне произвели в обороне Дуная перед лицом, казалось бы, неудержимого продвижения вандалов, дала Аттиле, правителю гуннов, благоприятную возможность подвергнуть разорению огромные территории Римской империи. Пока вандалы лакомились африканскими плодами, гунны вторглись на север.

Если вы будете прогуливаться в районе Бейсуотер в западном Лондоне, то наверняка услышите обрывки проникновенной молитвы. Мимо спешат банкиры, уборщики, владельцы кебабных и их клиенты-студенты, не подозревая о том, что приглушенные звуки, каждый день едва доносящиеся до них из православного храма, – это Трисвятая песнь, некогда, в 447 г., возносимая Господу мольба о спасении цивилизации: «Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас».

Говорят, что западный император повел на Константинополь и сидевшего там императора Феодосия II 60 тысяч наемников-гуннов. Гунны знали, что их боятся. С середины 430-х гг. они неизменно выговаривали себе у Константинополя все более и более дорогие откупы. В 446 г. гунны потребовали от города еще более высокую дань, а также разрешение на проживание в Константинополе еще большего числа «варваров» – по сути, беженцев. И получили отказ. Теперь подход изменился. В том же году войско гуннов захватило римские форты в Рациарии (центр расположения дунайского оборонительного флота) и разгромило византийскую армию в Херсонесе на Крымском полуострове. Захватив земли на 32 километра от города, победоносный полководец, известным нам как Аттила, правитель гуннов, решительно настроился сделать Константинополь своим. В 447 г. Аттила господствовал над Балканами от Черного моря до пролива Дарданеллы – но Константинополь почему-то, несмотря на очевидное неравенство сил, не пал.

И вот в 447 г. из самых недр Земли явился знак божьего гнева.

По преданию, в конце января, пока его подданные в отчаянии возносили молитвы, император Феодосий II шел по городу – босой, с кровоточащими ступнями, в одной белой рубахе, – покрыв семь миль по выложенным ледяными мраморными плитами улицам. Во время землетрясения разрушились 57 из 186 расположенных на городских стенах башен, рухнули целые сегменты этих растянувшихся на 5 километров укреплений.

Укрывавшиеся в городе знали, что единственная верная защита от врагов – этот вал из известняка и красного кирпича, столь заботливо возведенный Феодосием, внутренняя и внешняя стена (на каждой из которых более 90 башен), а также сухой ров шириной более 18 метров. В городах от Каира до Карнарвона (в Уэльсе) будут построены лишь жалкие подобия этих укреплений.

Горожане, входящие в конкурирующие спортивные группировки (например, команды колесничих – заядлые противники, «Синие» и «Зеленые»), бок о бок со своими рабами взялись восстанавливать урон – соревнуясь друг с другом и со временем – в отчаянной попытке заново отстроить городскую крепостную стену. Все они знали, что от результатов зависят их жизни, а также жизни их близких.

Говорят, что стены Константинополя восстановили – от подножия до верхушки – за 60 дней. Запись о совершенных на благо других трудах преторианского префекта Флавия Константина, который руководил восстановительными работами, с гордостью увековечена на каменной плите, что до сих пор сохранилась вблизи новых Ворот Мавлави, где она и была изначально установлена. «Эти крепкие стены построены Константином, по приказу Феодосия, менее, чем за два месяца. Сама Паллада [Афина – языческая богиня] не смогла бы возвести такую надежную крепость за столь короткий срок».

В начале весны 447 г. (а в эту пору снег, бывало, накрывал город, словно густой туман) Аттила, правитель гуннов, уже подойдя к городу Феодосия и будучи не дальше Афираса (нынешнего Бююкчекмедже), лишь благодаря этой спешной реконструкции передумал и решил обратить свой взор туда, где в Римской империи заходило солнце. Он пошел на запад и добрался до Орлеана во Франции. Константинополю повезло. Каллиник, очевидец набегов гуннов на Балканах, писал в своем труде «Житие преподобного Ипатия» так:

«Варварское племя гуннов из Фракии так разрослось, что захватило сотню городов. В опасности оказался и Константинополь, и большинство жителей бежало… И случилось столько убийств и кровопролитий, что мертвых стало не счесть. О, горе! Они захватывали церкви и монастыри, и поубивали несчетное число монахов и дев»{313}.

Крепостные стены Феодосия, защищающие город, который теперь занимал все семь холмов, и по сей день встречают тех, кто забредает в исторический центр Стамбула.

А вот Древнему Риму не так посчастливилось. В 445 г. вандалы, разрушив подходящие к городу акведуки, которые снабжали жителей водой, смели то, что от него осталось.