Единственные обрывочные сведения о языке вандалов дошли до нас в виде шутки в латинской эпиграмме и легком намеке на специфическую арианскую идеологию{314}. Зато имеются вполне определенные археологические данные из нового «царства вандалов» в Северной Африке. В термах Адриана в гимнастическом зале в ливийском городе Лептис-Магна был установлен пресс для оливкового масла{315}. В банном комплексе в Удне в области Зевгитана (неподалеку от Карфагена) стояли гончарные печи. Повсюду находят признаки обработки металлов и производства стекла. Имелись известь-обжигательные печи, для работы которых в качестве топлива использовались римские скульптуры. Отмечается любопытное постоянство: производства оливкового масла до сих пор устраивают рядом с церквями, как это делалось в языческих храмовых комплексах. Сочинялось множество стихов и панегириков на латыни, в некоторых из них говорилось о том, что царство вандалов переживало эпоху культурного расцвета.

Однако вандалы оставили по себе и более мрачное наследие. В 1999 г. в Риме во время строительных работ обнаружили дом, который был сожжен до основания – возможно, вместе со всеми его обитателями, – когда вандалы разгромили город. А в Константинополе, как и на другом берегу проходящих через него водных артерий, вандалы и вовсе заслужили такую славу, что мы и по сей день называем «вандалами» тех, кто что-нибудь рушит или оскверняет.

Константинополь, разделенный, как и Древний Рим, на 14 районов, был все более привлекательным трофеем. В тексте Notitia Urbis Constantinopolitanae, составленном в IV в., а затем дополненном примерно в 447–450 гг., описывается достояние Константинополя: 20 государственных пекарен, 120 частных пекарен, 8 общественных и 153 частные бани, 52 украшенные колоннами улицы и 322 других улицы и т. д., и т. д. И Константинополь, как до него Александрию и Пергам, все чаще признавали величайшим в мире вместилищем знаний, ведь в этом городе собирались, хранились и развивались мысли как мужчин, так и женщин с трех континентов.

Порой бывает полезно пофантазировать на тему «а что, если». Представьте себе, что всю совокупность разработанных западной цивилизацией программ для компьютерных систем, или все когда-либо снятые фильмы, или все экземпляры сочинений Шекспира, Библии или Корана закодировали и закачали на один-единственный планшет. И если этот планшет потеряется, его украдут, он сгорит или разобьется, мы больше никогда не узнаем и не сможем воспользоваться его содержанием, этими текстами и идеями – они останутся, пожалуй, лишь в головах тех немногих памятливых людей, чьей задачей являлось сохранение этих идей. Благодаря этому мысленному эксперименту можно постигнуть священную силу рукописей.

Рукописи, созданные в Константинополе, несут огромный груз ответственности за прошлое, настоящее и будущее. Большая часть мирового культурного наследия – философские системы, драмы, эпические поэмы – дошла до нас лишь потому, что все эти памятники хранились в городских библиотеках и скрипториях. В Константинополе, как в Александрии и Пергаме, где было немало крупных библиотек, понимали, что накопление знаний в материальной форме действует как магнит: привлекает уважение, таланты и абсолютное восхищение. Эти тексты заключали в себе как возможности, так и сам факт существования империи и были будто окружены магией. В эти времена верили, что закрепленное на письме слово обладает такой силой и такой ценностью, что тексты считались объектами духовного значения.

Вспомним об историческом контексте: иудеи, отправляясь в бой, должны были брать с собой священные тексты. Египетских писцов освобождали от воинской службы и тяжелого физического труда («Будь писцом! Это освободит тебя от податей, охранит тебя от работ всяких, удалит тебя от мотыги и кирки, и не будешь ты носить корзину, избавишься от доли гребущего веслом. Будешь ты удален от тягот»){316}. По древнееврейским обычаям, если женщина обвинялась в супружеской измене, ее заставляли испить «горькой воды» с чернилами проклятия, т. е. воды, которой смывали писаные слова, смешанной с грязной водой{317}. В иудейской традиции Бог – это Слово. А Платон пишет о средстве, улучшающем работу мозга: «Тевт сказал: “Эта наука, царь, сделает египтян более мудрыми и памятливыми, так как найдено средство для памяти и мудрости”»{318}.

Для повышения и укрепления действенности слов в Константинополе тут и там открывались скриптории. Один из них – в Студийской обители во имя св. Иоанна Предтечи, или Студийском монастыре, основанном в 453 или 462 г. в районе Саматья современного Стамбула, – ныне являет собой унылые развалины. Некогда прибежище умов с хорошим запасом знаний – сейчас же его украшает плющ, пластиковые пакеты и кошачий помет. Ходят слухи, что обсуждаются планы превращения этих груд кирпичей с камнями в действующую мечеть.

В лучшие же времена здесь, поскрипывая перьями, согнувшись над свитками и пергаментами, сидели тысячи монахов. Они составляли каталоги, сохраняли рукописи от порчи, снабжали их комментариями и подвергали цензуре. А когда вместо свитков изобрели более надежные рукописные книги, их работа значительно облегчилась. Рецензии на книги придумали именно в Константинополе. Книги были доступны ученым, по-видимому, посредством некой системы выдачи книг, предшественнице библиотечной системы, а в пределах городских стен имелись довольно крупные библиотеки. Благодаря константинопольским библиотекам и сохранилась самая древняя полная рукопись «Илиады», драмы Эсхила «Агамемнон» и «Эвмениды», а также сочинения Софокла и Пиндара. Занятные примечания на полях, перебирание страниц «полезных для читателя… и не только ученого мужа»{319}, как выразился один византийский ученый. Эти тексты превратились в справочники жизни эпохи.

В Константинополе дети, чьи родители могли себе это позволить, получали начальное или среднее образование. Уроки проводились в специальных классных комнатах в центре города или во дворах монастырей и церквей. В Константинополе было множество садов: имеются идиллические описания уроков, что проходили под сенью деревьев на территории церкви Святых Апостолов. Девочки тоже учились, но только в надежных стенах родного дома.

Определенное время занятий не устанавливалось – в Константинополе божественное предопределение традиционно играло большую роль. Можно представить себе заботливых родителей, которые по ночам бродят по улицам города, беспокойно вглядываясь в звезды и пытаясь определить, подошло ли благоприятное время для начала обучения их любимого малыша Александроса или Иоанниса. Порой учителям, которые остались без средств из-за того, что семьи не выплатили им за обучение, помогала церковь или государство. А иногда им платили натурой, например мукой, или в денежном эквиваленте стоимости модия пшеницы. Дети писали на воске или процарапывали свои уроки на дощечке, покрытой засохшим слоем земли.

В Константинополе не было недостатка в ресурсах со всего мира, и его жители могли писать на