«лефовской теории социального заказа» (159), уличали Луначарского в «стопроцентной, абсолютной… “воронщине”» (125), называли «провокационными» лозунги «социального приказа» Переверзева (64), политически и организационно разгромили «переверзевщину». В их понимании «…его (писателя. – Ред.) свобода является функцией классовой необходимости. А это и есть социальный заказ в широком значении этого слова… При свободном выборе темы автор детерминирован социально-психологическим заданием его современности. Вот как мы понимаем социальный заказ» (32); «Воля художника может, конечно, не совпадать с объективной социальной функцией его произведения. Однако “социальная функция” проверяет и “волю” художника, разоблачая намерения тех социальных сил, которые незримо водили пером автора… воля (писателя. – Ред.) может быть направлена в полезное нам русло…» (65); «…надо, чтобы произведения пролетарского писателя учили, чтобы они были руководством к действию, чтобы на них ссылались в директивах, чтобы их прилагали к инструкциям» (162; в скобках здесь, выше и ниже указаны страницы книги: Авербах Л. Из рапповского дневника. Издательство писателей в Ленинграде, 1931).

На деле, в литературной политике и практике все эти положения становились элементами «рапповской дубинки», направляемой «самоуверенным манипулятором» (Р. Магуайр) Л. Авербахом («Одним Авербахом всех побивахом», по известной эпиграмме

А. Архангельского), основанием и инструментом для «простого администрирования», «фантастической непримиримости», «страшных политических обвинений» (Искусство и современный мир. С. 69). См. об этом на примере отношения рапповцев к творчеству А. Платонова, к его рассказам «Усомнившийся Макар» (1929) и «Впрок» (1931) – статьи Л. Авербаха «О целостных масштабах и частных Макарах» (1929; «рассказ в целом вовсе недвусмысленно враждебен нам», 75; автор его квалифицируется, по сути, как классовый враг) и А. Фадеева «Об одной кулацкой хронике» (1931; А. Платонов объявляется «кулацким агентом самой последней формации… контрреволюционной по содержанию»), написанных в развитие известной «критики» и во исполнение прямого «социального заказа» И. Сталина.

См. также о «социальном заказе»: Полонский Вяч. Критические заметки: Художник и классы. (О теории «социального заказа») // Новый мир. 1927. № 9. С. 169–176; Нусинов И. О социальном заказе // Литература и марксизм. 1928, кн. II; Бердяев Н. Литературное направление и «социальный заказ». (К вопросу о религиозном смысле искусства) // Путь, № 29, за 08. 1931; Белая Г. Дон Кихоты 20-х годов: «Перевал» и судьба его идей. М.: Советский писатель, 1989, глава IV «”Социальный заказ”: за и против». С. 68–76.

84

В папке № 191 Архива М. Лифшица содержатся заметки об отличии его понимания реализма уже в начале 1930-х гг. от представлений, преобладавших в 1920-е гг. и позже, от понимания реализма только как «техники», «мастерства», «инструмента», «организации». См., например: «Реализм в 20-х гг. “срывание всех и всяческих масок”, психологич. анализ и проч. Всё это так, но всё это рассматривалось как оттачивание рабочего инструмента, как чистая техника. Знание “спеца” (характерно для позитивизма, соприкасается и с русским формализмом). А у меня уже в начале 30-х гг. реализм = истина, действительность. Поэтому реализм включает в себя и нечто идеальное и нечто относящееся к символизму и романтизму. То, что теперь называют “ценностным параметром”, нравственно-эстетич. потенциал.

Предшественник в 20-х гг. только Воронский и его друзья, Луначарский, но с недостатками (и те и другие).

“Реализм” во всем налитпостовстве и особенно рапповщине а у меня реализм = истина в искусстве До меня Воронский. Но у него истина в плехановском смысле, а не в смысле онтогносеологии.

РАПП второй половины 20-х гг. усвоил, хотя и только по форме, классич. традицию. Но это было именно по форме, так как нутро признавалось чужим, абсолютно чужим и столь же абстрактно подлежало замене другим механизмом. Реализм и класс. традиция (мастерство) признавались чем-то инструментальным, относящимся к ведению “спецов”.

Из платформы группы “Октябрь” (опубл. в 1923 г.)

“Пролет. является такая литература, которая организует психику и сознание рабочего класса и широких трудовых масс в сторону конечных задач пролетариата, как переустроителя мира и создателя комм. общества”.

––> несмотря на гибкость формулировок – богданов-ская “организация”. Литература только как инструмент, а не как отражение истины действ. мира. Везде “организует”» (см.: Архив М.А. Лифшица. Папка № 191. С. 220–222, 224).

85

По всей видимости, «вопрос о Леонове» возник в связи с его пьесой «Метель», которая с апреля 1940 г. шла во многих театрах страны, а 18 сентября того же года была запрещена постановлением ЦК ВКП(б) «как идеологически враждебная, являющаяся злостной клеветой на советскую действительность». Герой пьесы, советский директор, собирается бежать из страны за границу, тогда как его брат, белогвардеец-эмигрант, возвращается в страну, чтобы служить Родине, и возвращая ей при этом и деньги, вывезенные первым братом. 22 сентября в «Литературной газете» и в газете «Советское искусство» были опубликованы статьи «Клеветническая пьеса», а на следующий день прошло расширенное заседание президиума Союза советских писателей, на котором присутствовали более 160 писателей и критиков. См. документы об этой истории: Власть и художественная интеллигенция. Раздел V. Документы № 46, 49. С. 449–450, 455.

86

О Лебедеве-Кумаче см. в следующей лекции, от 26 ноября 1940 г.

87

Ср.: «Простые крестьяне – порядочные люди; порядочные люди также философы, или, как мы их теперь называем, личности сильные и светлые по природе, обогащённые широким просвещением и полезными знаниями; ублюдки, пренебрёгшие первым выходом, который даёт безграмотность, и не смогшие достигнуть второго (сидящие между двух стульев, как я и столь многие другие), опасны, бестолковы, докучливы; это они вносят смуту в мир» (Лифшиц М. Монтень. Выписки и комментарии. 1930-е гг. М.: Grundrisse, 2012. С. 134).

88

См.: Ленин о культуре и искусстве. С. 298. В сборнике отсылка к книге: Цеткин К. О Ленине. Сборник статей и воспоминаний / Вступ. ст. Н. Крупской. М.: Партиздат, 1933. С. 38–43. Воспоминания К. Цеткин о Ленине написаны в январе 1924 г., отдельной книгой опубликованы в 1925-м: Цеткин К. О Ленине. Воспоминания и встречи / Ред. С. Шевердина. М.: Московский рабочий, 1925. В дальнейшем многократно перепечатывались. См., например: Цеткин К. Искусство – Идеология – Эстетика / Пер. С. Земляного и М. Кораллова, вступ. ст. Г. Фридлендера, коммент. С. Попова. М.: Искусство, 1982.

89

См.: Ленин о культуре и искусстве. С. 298–299. Карлштадт (Андреас Боденштейн) (ок. 1480–1541) – немецкий богослов, деятель Реформации в Германии; противник католической церкви; считал образование препятствием к истинному благочестию, требовал уничтожения религиозной живописи и запрета использования музыки в богослужении. Ср.: «Доктор Карлштадт был одним из сподвижников Лютера во время религиозной Реформации начала XVI века. Он принадлежал к наиболее крайней фракции этого движения, стоявшей за уничтожение живописи и скульптуры религиозного содержания. В Германии проповедь иконоборцев не имела большого успеха, но в Нидерландах она привела к большой волне вандализма и гибели множества замечательных памятников искусства» (см.: Лифшиц М., Рейнгардт Л. Незаменимая традиция. Критика модернизма в классической марксистской литературе. М.: Искусство, 1974. С. 139).

Ср.: «На одном собрании мне случилось в актовом зале ВХУТЕМАСа, где я был преподавателем философии, перед большим количеством собравшихся (в 1929 г. – Ред.) прочитать то место из беседы Ленина с Кларой Цеткин, где говорится о том, зачем отбрасывать старое, если оно хорошо и прекрасно, или преклоняться перед новым только потому, что оно новое. Это какое-то подражание западной моде. Это неверно. Нужно искать хорошего, а не нового – вот общий смысл идей Ленина. Прочитав это, я спросил: верно это или нет? Ультралевые шумно закричали, что это неверно. Я сказал, что это