– Ожидать, что они живы столько тысячелетий спустя, – значит желать слишком многого.

Я была согласна с этим.

– Не стоит ждать чуда, – сказала я, предчувствуя дурное.

– Обнаружены океаны, – продолжала Белль.

– Отлично! – Алекс наклонился вперед, словно гончий пес.

– У меня вопрос, – вставила я.

– Выкладывай.

– Если это действительно Марголия, почему Уэскотты ничего не сказали? Когда они тут были – в тысяча триста восемьдесят шестом или седьмом? Планы были уничтожены не позже девяностого. Но даже в девяносто пятом Уэскотты продолжали молчать.

– Это выглядело бы несколько подозрительно, – сказал Алекс.

– И что с того? Рано или поздно им все равно пришлось бы рискнуть и рассказать обо всем.

Он покачал головой:

– Может, они просто хотели еще немного подождать.

– Алекс, не тешь себя надеждой.

Обычно Алекс не проявлял такой горячности, но ожидания были столь велики, что он попросту не сдержался. Дело было вовсе не в деньгах: под шкурой прожженного дельца обитала романтическая натура. А возможность, которая открывалась сейчас, выглядела очень романтично.

Мы все еще пребывали в приподнятом настроении, когда Белль тихо сказала:

– Похоже, у нас плохие новости.

Радость тотчас же сменилась унынием.

– Что такое, Белль? – спросила я.

– Планета непригодна для заселения. И вероятно, вообще для пребывания людей.

Алекс издал горловое рычание:

– Белль, но ведь ты говорила, что она в биозоне?

– Планета удаляется от солнца.

– В каком смысле? – спросил Алекс.

– Она движется по вытянутой эллиптической орбите. Точных данных пока нет, но я оцениваю максимальное удаление в четыреста миллионов километров.

– Холодные же там зимы, – заметила я.

– Минимальное приближение – сорок миллионов. Возможна ошибка в десять процентов, но при таких расстояниях это несущественно.

– Пожалуй, – согласился Алекс.

– В точке перигелия экваториальные регионы планеты получают в четырнадцать раз больше солнечного света на квадратный сантиметр, чем Окраина.

– А что происходит с океанами в самой удаленной точке орбиты?

– Данных пока недостаточно.

Планету окутывали белые кучевые облака. Больше половины ее поверхности занимали океаны, материки были покрыты зеленью.

– Наклонение оси – десять градусов, – сказала Белль и подтвердила, что луны у планеты нет.

– На расстоянии в сорок миллионов километров вода должна выкипеть, – заметил Алекс.

– Приближаясь к перигелию, планета ускоряется и, когда солнечное излучение достигает максимума, движется очень быстро.

– С адской скоростью, – добавил Алекс.

– Да, наверняка. При максимальном удалении ее скорость намного ниже. Большую часть времени там стоит суровая зима.

– Но разве океаны не высыхают и не исчезают, Белль? – спросил он. – При такой-то орбите?

– У меня нет данных, – ответила она. – Могу, однако, сказать, что их наличие летом обеспечивает некоторую защиту от жары.

– Каким образом? – поинтересовалась я.

– Когда планета проходит близко от солнца, океаны начинают усиленно испаряться. Уровень моря может понижаться на тридцать метров. Влага уходит в небо, и возникает то, что вы видите сейчас: оптически непрозрачные грозовые облака, которые блокируют большую часть поступающего излучения.

Датчики сумели пронзить плотную атмосферу, и мы получили изображения – долины рек, обширные ущелья, горы со снежными шапками.

– Подозреваю, что океаны теряют воду, – сказала я. – Еще несколько миллионов лет, и они, вероятно, исчезнут.

– Похоже, в воде водятся крупные живые существа, – сообщила Белль.

– И они не замерзают? – удивился Алекс. – Что же тут с временами года?

– Продолжительность года – примерно двадцать один с половиной стандартный месяц. В течение девяти месяцев температурные условия вполне терпимы, даже комфортны. В те шесть месяцев, когда температура опускается ниже всего, океаны замерзают, но я не могу определить, на какую глубину, – вероятно, метров на сто. Это защищает их от чрезмерной потери тепла.

– И морские существа, таким образом, выживают?

– Да.

– Можешь сказать, как они выглядят?

– Нет. Я различаю движение, но подробностей пока нет.

На планете не наблюдалось ни жилья, ни признаков того, что на нее ступала чья-нибудь нога. Сушу покрывала растительность, что-то вроде джунглей. Крупных наземных животных мы не увидели – и вообще каких-либо животных.

Мы опустились на низкую орбиту, и Алекс уставился на планету. С такой высоты она выглядела теплым, приятным, идиллическим местом, прекрасно подходящим для основания колонии.

По планете было разбросано несколько клочков пустыни, но почти всю остальную сушу покрывали джунгли.

– Не понимаю, – сказала я. – Планета регулярно оказывается на расстоянии вытянутой руки от солнца. Как выживает вся эта растительность? Почему планета не превратилась в пустыню или даже в обугленный камень?

– Периодическое приближение к солнцу создает жаркий, влажный климат: то, что нужно для появления джунглей. И, как я уже говорила, облака эффективно защищают от тепла.

Алекс думал совершенно о другом.

– Белль, ты видишь какие-нибудь признаки цивилизации? Здания? Дороги? Может, пристань? Хоть что-нибудь?

– Ответ отрицательный. Естественно, на сканирование всей планеты потребуется время.

– Естественно.

– В данный момент температура в средних широтах составляет от двадцати трех до пятидесяти градусов по Цельсию, – сообщила Белль.

– Жарковато, – заметил Алекс.

– Атмосфера состоит из азота, кислорода и аргона. Пригодна для дыхания. Возможно, содержание кислорода выше привычного. Давление на уровне поверхности – где-то в пределах тысячи миллибар.

– Как дома.

– А почему бы и нет?

Алекс смотрел на джунгли.

– Что скажешь, Чейз?

– Не могу представить, чтобы кто-то захотел здесь поселиться.

В воздухе возникла Белль, принявшая облик пожилой библиотекарши или доброй бабушки: морщинистое лицо, седые волосы, ободряющая улыбка.

– Отмечаю вулканическую активность в южном полушарии.

Мне нужно было с кем-то поговорить, и я вызвала аватар Гарри Уильямса. Он появился в кресле справа от меня, непринужденно улыбнулся и поздоровался. Уильямс – или, по крайней мере, его аватар – отличался высоким ростом. Он окинул взглядом мостик, словно свою собственность.