Скорая приехала в следующую же минуту. Врачи занялись пострадавшим Тео, а пожарные вступили в борьбу с быстро распространявшимся пламенем.

К рождественскому столу уже никто не вернулся. Взрослые старались удержать детей подальше от охваченной огнем части дома. Но хаоса избежать все же не удалось, тяжело было сохранять хладнокровие перед лицом разыгрывающейся на глазах драмы.

Кася поехала в больницу вместе с мужем и вскоре прислала родным сообщение: они летят на вертолете скорой помощи в специализированную ожоговую клинику в Силезии. Состояние Тео врачи оценили как очень тяжелое.

Это было самое ужасное Рождество, какое только можно себе представить.

— Какого черта он вообще трогал эти проклятые фейерверки?! — кричал Ставрос, воздевая руки к небу.

— Ты крепок задним умом! Мудрец выискался! Лучше б ты это сказал до того, как он пошел зажигать это дерьмо! Так нет же, ты целый день как идиот будоражил детей болтовней об огромном взрыве и тысяче звездочек на небе! Старый остолоп! — не менее темпераментно грозила мужу сжатым кулаком Элени.

Если бы не этот жест, никто бы, наверное, не догадался, из-за чего они ссорятся, ведь говорили взволнованные родители Тео между собой по-гречески. Непрерывные распри между ними, которые начались с самого утра, могли бы показаться неуместными, не будь они в действительности лишь попыткой заглушить страх. В отчаяние впали не только родители Тео. Пан Влодек, отец Каси, стараясь держаться подальше от препирающихся греков, справлялся с отравляющим кровь напряжением по-своему: часами ходил вдоль ограды пансионата вместе с Латкой, без устали семенившей рядом.

Сабина с утра сидела в пансионате. Накануне вечером она покинула его лишь глубокой ночью — после того, как им с Элени наконец удалось уложить спать троих насмерть перепуганных, рыдающих детей. На следующее утро, придя в «Афродиту», Сабина начала с того, что собрала всех представителей старшего поколения за большим столом в главном зале ресторана и устроила кризисное совещание. Важнейший, а по сути, единственный вопрос, на который им предстояло найти ответ, звучал так: каким образом можно смягчить последствия катастрофы? Но, похоже, подходящих идей не было ни у кого.

Тем временем, хотя дым с пожарища уже не валил, отвратительный запах гари проник повсюду, впитался в стены, мебель и одежду. Праздничные украшения в ресторане приобрели в новых обстоятельствах зловеще-абсурдный вид. В «Афродите» воцарилась гнетущая атмосфера. Горе, сразившее людей в минуту радости и праздничного воодушевления, раздавило всех.

Кроме всего прочего, нужно было еще позаботиться о постояльцах, которым несчастный случай тоже испортил праздники. Некоторые жители пансионата сразу же собрались уезжать, и персонал принялся подыскивать им место поблизости, чтобы их намерение провести зимние праздники у моря не пропало даром. Три семьи, несмотря на скверное окончание сочельника, решили все-таки остаться до конца своего запланированного отпуска. К счастью, кладовые были полны запасов, сделанных Тео, а Ставрос (который вообще-то за стряпню принимался крайне редко, зато приготовленные им блюда неизменно вызывали блаженство у всех едоков) без колебаний взял на себя роль временного шеф-повара. Помогать ему вызвался и Борис: он любил баловаться кулинарией и уже не раз имел возможность подсмотреть, как именно создаются маленькие шедевры, предлагаемые в ресторане пансионата. Вот так крохотными стежками все старались залатать огромную дыру, образовавшуюся вследствие вчерашней беды. Впрочем, было понятно: эти временные меры не вернут в мирок Загоракисов равновесия и счастья.

Весь городок искренне огорчился, узнав о трагедии хозяев пансионата: их все любили, хоть они и были приезжими. Жители постоянно приходили и спрашивали, чем они могут помочь, а у Сабины при этом было такое чувство, словно она управляет кризисным штабом. Она и сама не заметила, как взвалила на себя руководящую роль во всем этом бедламе. Когда миколовские соседи, к примеру, принялись нести в пансионат одеяла и бутылки газированной воды для погорельцев, именно ей пришлось объяснить им, что ни воды, ни одеял не нужно, зато вскоре нужны будут рабочие руки, чтобы как можно быстрее отремонтировать поврежденные помещения.

— Понятно. Знаете, когда видишь пожар, то в голову прежде всего приходит именно это: вода и одеяла, — горько рассмеялась пожилая женщина, которая жила в доме, стоящем на главном перекрестке Миколово: они с мужем только что принесли две упаковки воды.

— Это очень любезно с вашей стороны, господа, — улыбнувшись, сказала Сабина соседям. — Если хотите помочь, то приходите завтра: мы начинаем ремонт. И для начала нужно разгрести это пожарище.

Соседи сразу же стали распределять, когда и чье дежурство, а Сабина с блокнотом ходила между ними и записывала фамилии. Эта всенародная толока настолько трогала, что она готова была расцеловать всех по очереди, — так или иначе, но речь шла о помощи ее друзьям. А тем временем состояние Тео оставляло желать лучшего. Ожоги оказались обширными, а в некоторых местах и глубокими — врачи признали их поражением третьей степени. На вопросы о перспективах пациента медики отмалчивались. Кася то и дело звонила из больницы и отчитывалась, как дела, но оставаться там надолго она не могла. Ей нужно было возвращаться к детям: старшее поколение, невзирая на все свои благие намерения, не было готово круглосуточно заботиться о трех крохах, да еще и заниматься делами пансионата.

Домой Кася добралась к вечеру в первый день Рождества, едва держась на ногах от усталости. Все напряженно вглядывались в ее лицо, бледное как тончайший пергамент, с кругами под покрасневшими глазами. Кася села к столу и сказала:

— Из клиники обещали звонить. Когда я уезжала, его состояние оставалось нестабильным. — Она хотела сказать что-то еще, но не смогла: слезы сами побежали из глаз.

Сабина обвела взглядом собравшихся, потом посмотрела на подругу.

— Немедленно ложись в постель! — скомандовала она тоном, не терпящим возражений, и прозвучало это так уверенно, что присутствующие бросили на нее несколько недоумевающие взгляды. — Прежде всего тебе нужно выспаться, и даже не спорь. Все под контролем. Когда отдохнешь, обсудим, что делать дальше.

У Каси не было сил протестовать, она покорно дала отвести себя в спальню.

— Как там дети? — спросила она Сабину, когда они поднимались наверх.

— Юлька и Патриция, — Сабина назвала имена двух работающих в «Афродите» девушек, каждая из которых выполняла обязанности горничной и рецепционистки попеременно, — сменяют друг друга, присматривая за старшими, а бабушка Элени и дед Влодек, не без существенной помощи Латки, занимаются младшим.

— Я твоя должница, Сабина. — И Кася опять расплакалась.

— Успокойся, я твоя тоже — с той самой поры, когда у вас поселилась.

Крепко ее обняв, Сабина вышла из спальни и закрыла за собой дверь.

Назавтра рано утром все снова встретились в зале ресторана. Кася, все еще бледная, но уже владеющая собой, села во главе большого стола, за которым все и собрались.