план, – заметил всадник, когда Аякс закончил. – Почему ты решил, что кто бы то ни было станет платить такие деньги, за то, чтобы скрыть убийство гладиатора?

Аякс покачал головой.

– Не за убийство, мой господин. – Он картинно округлил глаза и понизил голос до драматического шепота. – За тайну. Зловещую тайну злополучной судьбы Гая Волузия Арарика. И за то, чтобы эта тайна умерла вместе с ним.

– Как?

Петронию показалось, что он ослышался, но собеседник истолковал этот вопрос по-своему.

– Арарика. Гая Волузия. Так звали Меланхета в прошлой жизни, – уже вполне будничным тоном повторил гладиатор.

Потрескивание пламени в висящем на стене светильнике было единственным живым звуком, нарушавшим тишину тюремной камеры после этих слов Аякса. Если бы гладиатор назвал Меланхета чудом уцелевшим Цезарионом74, наверное, и в этом случае его слова не имели бы такого эффекта. Первым опомнился Иосиф.

– Если я не ошибаюсь, господин, он имел в виду твоего родственника? – вежливо поинтересовался он у Лоллия Лонгина.

– Арарик умер, – выдавил из себя Лоллий.

Аякс ухмыльнулся.

– Конечно, умер. За двенадцать лет, что я провел в казармах мне не приходилось встречать человека, который бы воскрес месяц пролежав в могиле.

Лоллий замотал головой так энергично, словно хотел вытряхнуть из нее слова гладиатора.

– Арарик умер шестнадцать лет назад. Он покончил с собой. Все это знают.

– Он хотел, чтобы об этом все знали, – Аякс с довольным видом кивнул. – Не хочу выглядеть неблагодарным, но даже гостеприимство добрейшего Статилия Тавра начинает меня немного тяготить. В Мамертинской тюрьме, наверное, хуже. Особенно если нет шансов выйти оттуда на своих ногах. А у Арарика их было не много.

– Ты не ошибся? Ты уверен, что это Арарик?

Гордость Петрония была уязвлена самым жестоким образом. Сверкающий дворец его логических построений, как, оказалось, стоял на песке заблуждений и ложных догадок. Не подозревающий о разочаровании всадника Аякс, равнодушно пожал плечами.

– По крайней мере, так он назвался. Когда просил о помощи. В казарме он не козырял этим именем. Сказал, что инсценировал смерть и сбежал из Рима, спасаясь от ложных обвинений. Сказал, что стал жертвой «гнусной клеветы» и «подлого предательства». Сказал, что человек, который разрушил его жизнь, должен заплатить за это.

– Он назвал имя человека, которому хотел отомстить? – спросил всадник.

Аякс с сожалением покачал головой.

– Меланхет был не из тех, кто раскрывает душу. Даже таким надежным друзьям как я. Но, когда его план провалился, я немного пораскинул мозгами. Я подумал, что лучший кандидат на эту роль – это тот, кто донес о заговоре. Потом я подумал еще раз и меня осенило. Я вспомнил, кто больше всех выиграл от того, что у наследства Арариков не осталось наследников. Кто получил прекрасную усадьбу в Риме и все эти поместья в Кампании.

– Я понимаю, о ком ты…, – медленно проговорил всадник.

– А я нет! Не понимаю. Не хочу понимать! – взорвался Лоллий. – Это абсурд. Бред. Дядя…

– Лоллий, успокойся, – бросил Петроний. – У нас будет время, чтобы все обсудить.

– Я не собираюсь молчать, когда о моем дяде… Когда его обвиняют, – Лоллий запнулся, не желая произнести вслух то, на что намекал гладиатор.

– Ты можешь спросить у родственника, мой господин, – насмешливо предложил гладиатор. – Не сомневаюсь, что у него найдутся ответы.

– Обойдусь без твоих советов, – рявкнул Лоллий и, оттолкнув надзирателя, вылетел в коридор.

Глава 18

Подозрения

Пройдя старые Колинские ворота, Лоллий-старший вскочил на коня, которого сопровождавший его слуга до этого вел в поводу. Сам слуга тут же последовал примеру хозяина. Собираясь в дорогу, Лоллий-старший ограничился всего одним сопровождающим. Десятилетия мира превратили окрестности Города в благодатный и тихий край. Времена, когда шайки дезертиров, беглых рабов и бывших гладиаторов совершали свои злодеяния едва ли не у самых городских ворот, давно ушли в прошлое. Теперь одинокий путник мог чувствовать себя здесь даже в большей безопасности, нежели в некоторых районах самого Рима.

День близился к вечеру, и дорога, а правильнее сказать улица, по сторонам которой раскинулись пышные садами усадьбы, была практически пуста. После того как Лоллий свернул с Номентанской на Соляную дорогу окружающий пейзаж не слишком изменился. Те же сады и те же усадьбы, перемежавшиеся, время от времени многочисленными надгробиями и роскошными склепами. Близость прожорливого, вечно голодного римского рынка обеспечивала здешних землевладельцев стабильными, а временами даже избыточными доходами. Местные поместья богатели, росли как на дрожжах, поглощая близлежащие к ним участки с жадностью свиньи, дорвавшейся, наконец, до корыта.

Немного не доезжая до каменного моста через Анниен, Лоллий свернул с дороги влево, направившись к Антемнам. Этот древний сабинский75 городок, связанный с Римом материнскими узами, ныне превратился в крохотное и сонное поселение. Здесь искали убежища те, кому, дела не позволяли надолго отлучаться из Рима, но кто при этом не желал терпеть сутолоку, шум и многолюдство Вечного города либо был не в состоянии платить за жилье жадным римским домовладельцам. За последние пару месяцев Лоллий-старший так часто здесь бывал, что изучил крохотный городок и его окрестности не хуже, чем свою виллу в Кампании. Сегодня он надеялся наконец покончить с делом, ради которого ему пришлось приехать в Рим.

*****

Известно, что хороший слуга должен понимать настроение своего господина, лучше, чем он сам. Хозяин слегка хмурит бровь, а лицо раба искажает злобная гримаса. Господин бросает в чей-нибудь адрес презрительное слово, а его клиенты немедленно начинают травить несчастно без устали и жалости, подобно псам Актеона, загоняющим оленя. А бывает и так, что недовольных взглядов, которыми два патрона обменялись на форуме, довольно чтобы начать кровавую вражду между их свитами. Ведь именно так, полстолетия назад, перебранка двух рабов на проселочной дороге положила начало кровавым событиям, которые едва не погубили Республику.

Раб, не вырастивший у себя органа чувств, способного улавливать самые ничтожные колебания переменчивого настроения хозяина, может очень скоро переместиться из уютного римского дома в сельскую усадьбу в какой-нибудь Кампании и провести немногие оставшиеся ему годы за пахотой, сбором оливок или подвязыванием виноградных лоз.

У привратника Сирпика этот орган чувств был. И, судя по тому, как поджались губы раба при виде Петрония и его управляющего, всадник не пользовался расположением внука погонщика мулов. Впрочем, и стать здесь персоной нон-грата Петроний еще не успел: прежде чем захлопнуть окошко, привратник с некоторым сомнением пообещал, что доложит о визитерах хозяину.

*****

– Даже трижды мертвый он не оставляет нас в покое. Он как проклятье,