– Вы – отец ребенка. – Хотя Маркус и догадался сам, ему нужно было сказать об этом сейчас и здесь, в этой комнате. – Девять лет Ван Бурен пытался шантажировать вас, используя мальчика.

– А тем временем готовил побег. – До кардинала уже дошло известие о резне в обители. – Он отвлек меня, он действовал ловко и очень хитро.

– Он хорошо изучил вас и знал, что вы не поддадитесь.

– Похоже, так и есть. – Он улыбнулся, но улыбка быстро исчезла с его лица.

– Что в записной книжке? – Маркус решил во что бы то ни стало добиться ответа.

Эрриага пристально посмотрел на него:

– Твоя память.

Откровение ошеломило его.

– Я имею право знать.

– Ты описал свой грех и оставил написанное в исповедальне, на скамеечке для коленопреклонений. – Эрриага помахал книжицей. – То, что ты изложил на этих страницах, уже было рассмотрено Судилищем душ.

– В чем моя вина? Скажите мне.

Эрриага бросил на него сочувственный взгляд:

– Поверь, тебе не придется по нраву то, что записано здесь.

Маркус ощутил, как к глазам прихлынули горячие слезы. От бешенства, но также от усталости, от разочарования.

– Скажите, по крайней мере, удалось ли мне спасти жизнь ребенка?

Эрриага кивнул.

Пенитенциарий заплакал.

– Если паду я, падет и Судилище душ, – неожиданно заявил кардинал. – У Адвоката дьявола должно быть безупречное прошлое.

Маркус поднял на него глаза:

– Что вы хотите этим сказать?

– Что мы с тобой оба грешники и достойны кары. Но также мы оба необходимы Церкви. Что произойдет, если из-за слабости нашей человеческой природы мы будем вынуждены отступиться от нашего дела? Что произойдет, если мы перестанем стоять на страже, препятствуя злу? Мы должны выполнять нашу миссию, мы не можем позволить себе такую роскошь, как просить прощения.

Маркус наконец понял. И ему стало тошно.

– «Больше всего они боятся умереть, лишившись своей власти», – процитировал он слова Ван Бурена.

Но кардинал еще не закончил.

– Ты отвел ребенка в безопасное место и оставил его там, пообещав, что за ним скоро придут.

– Почему я так поступил?

– Ты знал, что должен умереть.

– И записал все в этой книжице, да? Там указал место, куда спрятал Тоби Фрая. Оставив записи в исповедальне, был уверен, что информация дойдет до вас… До его отца.

– Ты предоставил мне возможность спасти моего единственного сына, – подтвердил Эрриага. – И я благодарен тебе. Это было с твоей стороны очень благородно.

Маркус смотрел, как он снова подходит к камину из розового травертина, смотрит на пламя.

– Вы не сделаете этого, правда? Не пойдете спасать кровь от крови своей…

– Есть вина, которая должна остаться в тайне, – проговорил кардинал, глядя на записную книжку. – Есть грехи, которые нельзя простить. – И он бросил книжку в огонь.

Солнце взошло, но до окончания запланированного блэкаута оставалось еще двадцать пять минут.

Витали сидел в оперативном штабе «муравейника», снова держа в руке бумажный стаканчик. Он пил свежую воду.

Много событий произошло за последние четыре часа.

Войска вступили в город и заняли исторический центр. Инженерные части боролись с последствиями наводнения, спасали людей из районов, которые захлестнула волна грязи, хлынувшая во время разлива Тибра. Объединенные силы полиции провели в квартале ЭУР, в луна-парке, облаву, задержав где-то с полсотни человек. На улицах силы правопорядка отлавливали нарушителей. Сотни человек были задержаны или арестованы, но дезинфекция, как назвал это старший комиссар Альберти, еще не завершилась.

Не так-то легко оказалось подсчитать погибших. Итог получился плачевный. Могло быть и хуже, сказал себе инспектор. Много полицейских, но также и гражданских лиц. Столько невинных жертв, среди них – дети, слишком много детей.

Тому было две причины.

Блэкаут и ярость стихий создали единственные в своем роде, практически неповторимые условия. Если бы случилось что-то одно, возможно, чрезвычайное положение не привело бы к таким серьезным разрушениям и потерям.

Имелась и другая сторона медали. Массовая истерия охватила всех, и злодеев, и добропорядочных граждан. Люди, внезапно лишенные такого существенного, необходимого блага, как электроэнергия, почувствовали себя разобщенными, брошенными во тьме. И многие реагировали непоследовательно, иррационально.

В темноте реальный мир приобретает другие очертания, сказал себе Витали. Как в детстве. Днем твоя комнатка – место для беспечных игр. Ночью – царство теней, от которых ты прячешься под одеялом.

Как он и предвидел, постепенно обнаруживалось, что большинство погибших встретили свою смерть не на улицах, а в собственных жилищах. Давние распри между знакомыми, обиды, годами копившиеся в семьях, и другие знаки ненависти среди близких людей в темноте проявились с особой силой и привели к кровавым расправам. И хотя об отключении тока было объявлено заранее, нашлись и такие, кого хватил инфаркт в зависшем намертво лифте. При этой мысли Витали покачал головой, он вообще людей не слишком жаловал. Через несколько минут вы снова обретете Интернет, проклятые идиоты. И снова сможете жаловаться на все подряд – а главное, на вашу жалкую, никчемную жизнь – в любой из гребаных социальных сетей. Витали тоже бесился, но только потому, что потерял этой ночью свои великолепные коричневые мокасины.

Еще несколько минут, и все вернется на круги своя. По крайней мере, до следующего блэкаута или следующего продолжительного ливня. Витали знал: люди быстро забудут, никто не извлечет урока из этой ночи. Кроме, возможно, мертвых. Что до него самого, то инспектор сунул руку в карман и вытащил лист бумаги, на котором специалист по составлению фотороботов, следуя его указаниям, изобразил лицо.

– Маркус, – произнес Витали так, чтобы никто из присутствующих его не слышал. Потом сделал последний глоток воды и скомкал стаканчик. Наконец, чтобы не вносить свою лепту во вселенский хаос, бросил его в специальный контейнер для бумажных отходов, предназначенных к переработке.

* * *

Он велел ей идти на улицу деи Серпенти и ждать его там. Там она и сидела, на лестничной площадке, прямо на полу, прислонившись к двери.

– Мой дом в Трастевере разрушило наводнение, – сообщила Сандра. – Мне теперь некуда идти.

Он взял ее за руку и помог подняться. И они вошли в крохотное убежище.

Открытый чемодан на полу. Стул. Матрас, брошенный в угол, на нем – скомканные одеяла. Маркус не дал ей сказать ни слова. Привлек к себе и поцеловал. Во второй раз.