Во тьме послышался сочный хруст, и лорд недоуменно нахмурился. Что за ерунда там творится?

Непонятный шорох, цоканье… И вот на выходе из загона показались две тени. Странные, с трудом опознаваемые, так что пришлось подключить магические способности, мысленно сетуя на тучи. Но стоило Константину это сделать, как с его губ слетел недоверчивый выдох:

– Какого…

И вновь прыжок, но уже грозный, и прямо перед теми, кто, судя по всему, собрался без разрешения покинуть замок Оверъяров.

– Леди Неона! Как это понимать?

– Лорд Константин… – опешила степная красавица, уже оседлавшая своего козла, с чьих боков свисали плотно набитые дорожные сумки. Но смущение ее длилось недолго. В прищуренных глазах промелькнула ирония, и дева приветливо улыбнулась. – Темной ночи, лорд. Не спится мне что-то. Не будете ли любезны пропустить меня прогуляться?

– Далеко? – Тон лорда сочился сарказмом, а руки категорично скрестились на груди. – Со всеми вещами?

– Да, знаете ли, не люблю оставлять имущество без присмотра. Да и мысли всякие обуревают… Никак не уснуть.

– Что ж, тогда составлю вам компанию, – вдруг ухмыльнулся лорд, своим неожиданным решением ломая все планы беглянки. – И меня мысли обуревают. Может, поделимся ими друг с другом? Говорят, порой в беседе решаются даже самые неразрешимые проблемы.

– Но… – Лихорадочно ища повод для отказа, Неона все не могла его найти, а лорд уже подзывал свистом своего ездового ящера.

В конце концов, степная красавица рубанула правду:

– Лорд Константин, не трудитесь, я уезжаю домой.

И столько решимости было в ее словах, что настал уже черед лорда удивляться.

Для начала – наглости девы.

Но было в ней столько величия и веры в принятии верного решения, что лорд попытался объяснить капризной деве сначала вежливо:

– Леди Неона, вы, наверное, не понимаете всей серьезности ситуации. Вас выбрали на третий тур. Вы обязаны остаться.

– Для чего? – фыркнула степнячка, враз растеряв показное равнодушие. – Чтобы узнать, какой вы эгоист и бабник? Так я и без этого все знаю. Слухами земля полнится. И, наверное, я вас разочарую, но скажу вам правду: я приехала сюда лишь для того, чтобы выполнить волю отца и старейшин, а не выйти замуж. Им показалось, что они уважат вас тем, что пришлют не одну, а трех дочерей степи. Но мои кузины уже уехали, хотя, на мой взгляд, они намного больше подходят на роль темной леди, а я все еще здесь, и знаете… Я этому не рада. Ужасные горы, ужасное окружение, унылый вид и абсолютная изоляция от окружающего мира. Поверьте, вы ничего не потеряете, если я уеду. А я имею на это право, я это помню. Ваш дед сам говорил, что кандидатки вправе отказаться от лорда, если он придется им не по душе.

Слегка деморализовав Константина вполне обоснованными выводами и претензиями, а особенно – нескрываемой неприязнью, Неона вновь напомнила хозяину замка о том, что он ей мешает.

– Лорд Константин, время позднее, а завтра у вас наверняка весь день расписан. Отойдите в сторону.

Но лорд, словно закаменев, смотрел на дерзкую степнячку, посмевшую сказать немыслимое в этих стенах, и понимал, что это правда. Ужасные горы, ужасное окружение и унылый вид… И кто этому виной, как не он сам?

Сколько лет этой девочке? Вряд ли больше восемнадцати. Но ум ее остер, как и язычок… Наверное, и характер не из легких. Но раз она желает уйти…

– Я провожу вас, – склонился в едва уловимом поклоне темный лорд, пугая своей покладистостью воительницу.

Она-то уже почти приготовилась с боем отстаивать свое право на отказ.

– Не стоит…

– Стоит, – сурово кивнул Константин и уже мягче добавил: – В наших горах юным девам небезопасно. Даже таким воинственным, как вы. Не спорьте, мне лучше знать.

Спустя всего несколько минут Арчибальд, выбравший себе весьма удобное место для любования ночными горами на шпиле центральной башни, с едва уловимой усмешкой наблюдал, как в ночь уезжают двое. Темный лорд, в чьей душе уже зародились ростки глубокого интереса, и его будущая темная леди, которая еще ни о чем не догадывается…

Правда, свадьбу придется ненадолго отложить, ведь без боя она точно не сдастся. Но это, по сути, такая мелочь.

Утро среды встретило меня низкими тучами и гаденькой моросью. Но! Ножки в брючки, ручки в водолазку, а на лицо улыбку. Жизнь прекрасна и удивительна! А когда в девять тридцать звонит мобилка и тебе радостно сообщают, что жеребец прибыл, то вообще восхитительна!

Я спускалась вниз, прыгая по ступенькам, как девочка. Мурлыкала себе под нос что-то нежно-невразумительное, а сама думала о своем новом знакомом.

Петр, Петя… Петруша? О нет! Петр и только Петр.

Вчера я еще долго не могла уснуть и думала о нем практически половину ночи. Как и мой умудренный книгами брат, Петр был невероятно проницателен, и в итоге мне пришлось признать, что опер прав. Безоговорочно прав…

Слегка обидно, стыдно и капельку завидно. Многие грабли мне еще предстоит обойти, прежде чем я научусь рассуждать так же здраво и смотреть на жизнь не столь однобоко. Но к этой бочке меда осознания как всегда примешалась и неизменная капля дегтя: Петр нравился мне… как друг. Ничего не екало в груди при мысли о нем, не ныло томно, и даже фантазия отказывалась подбрасывать пикантные картинки нашей с ним близости. Это был просто не мой мужчина.

Жаль, причем искренне, но лучше понять и принять это сразу, чтобы не натворить новых и еще более ужасающих глупостей. Несмотря на все это, на улицу я вышла в радостном предвкушении встречи с очень хорошим человеком и улыбаясь во весь рот. Он просто… просто мил до безобразия!

– Привет.

– Доброе утро. – Меня по-дружески поцеловали в щеку и галантно распахнули дверь авто. – Ты очаровательна. Как спалось?

– Крепко и задумчиво.

Петр заинтересованно приподнял бровь, не забывая заводить авто и выруливать на проезжую часть.

– Да-да. – Я не удержалась от смеха. – Не поверишь! Я думала. И надумала…

– Мм? – промычал мой добровольный опекун явно заинтригованно.

– Ты прав.

– Опа! – Судя по откровенному удивлению, он не ожидал услышать подобное признание. Помедлив, Петр сдержанно уточнил: – И в чем же я прав?

– А во всем! – залихватски взмахнула я рукой. – И, исходя из своих размышлений, я решила, что ты будешь теперь не только моим другом, но и психиатром. Ибо брату я такое не расскажу никогда и ни за что.

– Не любите вы меня, Екатерина Александровна… – тоскливо вздохнул опер, при этом явно ехидничая. – Я уж было обрадовался, что не слышу ваших мыслей, а вы…

– А я?

– А вы мне собираетесь их вслух озвучивать!

– Реальность сурова, мой друг. Крепись.