– Спасибо за комплимент, но разве ты не понимаешь?

Марк покачал головой.

– У нас будет ребенок. Я беременна.

Она заметила, как кровь отхлынула от его лица при слове «ребенок». Марк опустился перед ней на колени и прикоснулся к груди.

– Такие полные, – сказала Николь, но он выглядел потрясенным.

Она огорченно поплелась к креслу. Марк встал и потер подбородок.

– Марк?

Он лишь покачал головой:

– Теперь ты еще больше уязвима. Что мы станем делать, когда я уеду?

– Если тебя беспокоит лишь это, со мной все будет в порядке, – улыбнулась Николь.

– Но я думал, что мы…

– Не в первый раз.

– Ты уверена? Не то чтобы я не радовался, просто…

– Что? В чем дело?

Повисла пауза. Марк не выглядел счастливым. Улыбка еще не сошла с лица Николь, но радость угасла. Она видела, как он борется с эмоциями, вновь опускаясь перед ней на колени. Марк сжал ее ладони, но ничего не сказал. Николь испытывала угрызения совести, когда смотрела в эти ясные голубые глаза. Ведь она сама соблазнила Марка. Девушка обхватила его лицо ладонями, потом прижала к себе. Наконец он поднял голову, глядя на нее с тревогой.

– Совсем недавно ты болела, – сказал он. – Беременность много требует от организма. Хорошо ли ты себя чувствуешь?

– Я не такая крепкая, как раньше, но я справлюсь.

– Ты точно хочешь этого ребенка?

Николь огорчилась, услышав такой ответ.

– Конечно, – проговорила она, убирая с лица прядь волос. – Я католичка. К тому же аборты незаконны. И… я люблю тебя.

– Ах, дорогая моя.

Несколько мгновений они молчали. Николь хотела, чтобы Марк радовался не меньше, но в его взгляде находила лишь тревогу.

– Пока меня нет рядом, может случиться что угодно. А если со мной что-то произойдет? Николь, обычно я не говорю о подобном, но у меня опасная работа.

– Я могу о себе позаботиться.

– Случись что, меня не будет рядом с тобой и ребенком. Боже, я сам виноват. Я так хотел тебя в тот первый раз… думал лишь о том, как заняться с тобой любовью. Мне следовало подождать. Прости.

– Не извиняйся. Я рада, что у нас будет ребенок. Наш ребенок, Марк. Человек, которого создали мы вдвоем.

Марк встал, резко вобрал воздух в легкие, потом медленно выдохнул.

– Николь…

– Что такое?

– Мне очень хочется порадоваться. Правда. В другое время я бы решил, что это чудо… но мы на войне, в любой момент город окажется в осаде. Меня могут выслать из страны, и тогда я не вывезу тебя. Не забывай, что может объявиться Чан.

Николь закусила губу:

– Я об этом не подумала. Слишком сосредоточилась на Жиро.

– Пока твое положение не так заметно, но через несколько недель все изменится.

– А мы не можем поехать в Америку?

– Я пока не могу. – Марк покачал головой. – Но ситуация может ухудшиться. К сожалению, приказы меняются. – Его взгляд помрачнел. – Чем больше у меня ролей для маскировки, тем сложнее становится. Послушай, Николь, только ты меня спасаешь и уравновешиваешь. Помогаешь вернуться к самому себе.

– А ты придаешь мне сил.

– Уравновешенный и сильная – неплохо, да? Но ребенок… Сейчас! Помню, как тяжело мне приходилось без матери. Я рос среди вечных сомнений – кто я такой.

Николь замешкалась, а потом брякнула:

– Мы не можем пожениться?

– Больше всего на свете я хочу создать с тобой семью. Но, дорогая, нам нельзя вступать в официальные отношения. Ты все еще в розыске. – Марк покачал головой. – И не забывай про мою работу. Скоро я уеду в Россию на секретную операцию. Это дело довольно опасное, ведь я буду искать тех бездушных людей, что приютили лидеров Вьетминя.

– Опасное для тебя?

Он кивнул.

– Марк, а что будет, когда родится ребенок?

Он провел ладонью по лбу, но ничего не сказал. В горле Николь встал ком.

– Я не хочу оставлять тебя одну. Когда подойдет срок?

– В феврале. Идеальный месяц для рождения ребенка, когда не жарко и не влажно.

– Есть и положительные моменты, да?

Марк притянул ее к себе и повел к дивану. Николь прильнула к нему, не в силах сдержать слезы. Он приподнял ее голову за подбородок и покрыл лицо поцелуями.

– Когда война закончится… все будет иначе. Обещаю. И я рад. Правда. Для меня это самые прекрасные новости, мы найдем выход.

Несколько минут они молча наслаждались близостью друг к другу. Николь не знала, что и думать, но тут вспомнила о сестре:

– Марк, ты когда-нибудь любил Сильвию?

– Нет. В Америке она очаровала меня – умная, красивая, она умела произвести впечатление. А еще такая уверенная в себе. Но за всем этим скрывалась хрупкость. Мы несколько раз встречались, но создавалось впечатление, что она хочет командовать мною, и я отступил.

– Затем она заболела.

– Приняла много снотворного. Не знаю, намеренно или случайно, но после этого я не мог ее бросить. Она находилась в чужой стране, где рядом не было близких людей. Но давай не будем говорить о твоей сестре. Лучше насладимся друг другом.

Марк обнял Николь, одновременно утешая ее и пробуждая желание. С ним она чувствовала себя в безопасности и хотела, чтобы это длилось вечно. Вот бы закончилась эта война, подумала Николь, но насколько это возможно? Она вздохнула и прижалась к Марку, вдыхая аромат сигарет и солоноватой кожи.

* * *

Еще несколько месяцев беременность Николь была почти незаметна. Аодай и широкая шаль скрывали небольшой животик. Николь стала медлительной и проводила много времени наверху, читая книги и стараясь не думать о том, что будет, если в один прекрасный день Марк не придет. Она просыпалась среди ночи от страха. Как-то днем она наведалась в пекарню Ива и с огорчением увидела, что дом заколочен досками.

На маленькой кухоньке в дальней части магазина Николь готовила простую вьетнамскую еду. Она вдруг полюбила пареный шпинат, которым они питались вместе с У Лан и ее матерью, а еще обожала доедать подгоревший на сковороде бурый рис. Однажды Николь захотелось привести в порядок небольшой садик во дворе за магазином. Марк, закатав рукава, помогал срывать высокие вьюнки, в то время как она подрезала жасмин и ароматные розы, царапая руки.

Когда он спустился со стремянки с охапкой сорняков в руках, Николь вдруг отчетливо представила, что войны нет, что они простая семейная пара, которая ждет первого ребенка.

– Надо научиться вязать, – улыбнулась она.

– Не думал, что ты из тех, кто вяжет, – тоже улыбнулся он.