Николь закусила щеку, пока не ощутила вкус крови.

– А оказалось, что это на тебя нельзя положиться. Николь, я доверился тебе. В мире так мало доверия, но я всецело открылся тебе.

– Ты действительно можешь мне доверять.

– Нет. Слишком много лжи вокруг меня и двойной жизни, слишком много версий меня самого. Я думал, что с тобой становлюсь лучше, что я настоящий, а теперь вижу, что и это строилось на лжи.

– Ты был помешан на моей сестре.

– Это ты на ней помешана. Николь, в этом нет ничего хорошего. Ты считаешь, что живешь в ее тени. Но тебе это не нужно. Ты красивая, великодушная, заботливая. В тебе есть все, о чем я мог мечтать.

Марк подошел к ней, и его лицо чуть исказилось. Николь посмотрела ему в глаза, по ее щеке скатилась слезинка.

– Марк, мы же были счастливы. Ты и сам знаешь.

Он убрал волосы с ее глаз, но не ответил. Они долго смотрели друг на друга. Комната застыла, провалившись в тишину. Николь не двигалась, даже не моргала. Она не могла вынести самой мысли, что все закончится прямо сейчас. Ни Жиро, ни что-либо другое не имело для нее значения.

– Прости, что соврала насчет письма Сильвии. Мне правда искренне жаль. А теперь давай поужинаем.

Она поднялась на ноги и протянула к нему руки. Марк не откликнулся.

– Прошу тебя, Марк.

По позвоночнику пробежала ледяная волна, и Николь вдруг ощутила себя до боли одинокой. Она закрыла глаза, мысли перемешались. Марк ходил кругами, она слышала его шаги, но он был далеко.

– Что написала Сильвия? – проговорила она через пару минут.

– Она возвращается. О чем сообщила и тебе. В том письме, которое оставила, так ведь?

– Ты тоже соврал мне. Притворялся торговцем шелка!

– Это другое. – Повисла тишина. Марк развернулся к Николь. – Мне нужно время подумать.

Николь взглянула на лицо Марка, лишенное эмоций, потом оттолкнула его и побежала к кровати, где свернулась в клубок. Она слышала, как удаляются его шаги по лестнице. Через несколько мгновений в доме раздавался лишь стук дождя по крыше. Николь не двигалась с места, окутанная темнотой, а дождь все распалялся. Из соседнего дома долетал сладковатый запах риса.

От отчаяния она заплакала в подушку. Положила руки на живот, надеясь этим успокоиться. Всю ночь ветер и дождь стучали по окнам, крыше и тротуарам, а Николь переживала острое чувство утраты.

На рассвете она подумала о сестре. Когда приедет Сильвия? Когда она отправила письмо? Марк написал ей ответ? Рассказал о ребенке? Ее сестра исказила историю их детства, но неужели Марк поверил ее словам?

К тому времени, когда пришла У Лан и окликнула Николь, та находилась в подавленном состоянии.

Разболелся живот. Испугавшись за ребенка, она сунула ноги в шлепанцы и поплелась к ванной комнате внизу. У Лан на цыпочках поднялась наверх, чтобы помочь ей спуститься.

– Выглядишь неважно. Принести тебе ароматного чая?

Николь присела на край небольшой ванны, пытаясь успокоиться. Она плеснула в лицо воды и помыла волосы шампунем с ароматом дикой розы. Как же она ждала появления этого ребенка! Малыш был единственным лучиком света среди царившего кругом хаоса.

У Лан принесла чая, и Николь сразу же выпила его.

– Что случилось?

– Марк ушел.

У Лан вздохнула:

– Он вернется?

– Я не знаю.

Николь терзали противоречивые эмоции, на душе было так плохо, что она вновь заплакала. Дух ее всегда отличался свободолюбием, и она не хотела раствориться в любви к Марку, но именно с ним она становилась целостной, при этом оставаясь самой собой. Впервые в жизни ее принимали такой, какая она есть, и внутренние раны постепенно затягивались.

У Лан подошла и обняла подругу.

Однако Николь впала в уныние. Если Марк не вернется, как она в одиночку справится с ребенком, который будет так отличаться от вьетнамцев? Картина будущего до ужаса пугала Николь.

Неделю спустя Николь отдыхала днем на диване верхнего этажа. Она ворочалась во сне, но, ощутив в комнате чье-то присутствие, открыла глаза и встретила взгляд ясных голубых глаз Марка.

– Как долго ты здесь сидишь?

– Ты сможешь меня простить? Я вел себя как придурок.

Очевидно, что он страдал, но из гордости Николь отвернулась. Она не хотела показать ему, как сильно мучилась в его отсутствие. В голове крутился ворох мыслей, и комната чуть ли не вибрировала от невысказанных слов и чувств. Николь подобралась, а чтобы избавиться от напряжения, принялась разглядывать золотые полоски света, скользившие по полу.

– Думаю, тебе стоит уйти.

– Ты правда этого хочешь?

Марк был источником ее радости и слез, и вот теперь он извинялся, страдая угрызениями совести. Зачем же она прогоняла его?

– Мне нужно было время, чтобы прояснилась голова. – Марк опустил подбородок. – Прости меня.

Николь повернулась к нему и задумалась.

– Марк, посмотри на меня.

Он поднял голову.

– Ты выглядишь уставшим.

– Последние семь ночей я безуспешно пытался поспать. Беспокоился о тебе, нас, ребенке. Мне столько всего нужно сказать, но я этого не говорю. Все копится внутри. Я…

Николь прервала его:

– Мне нужны деньги, чтобы уехать во Францию.

Он посмотрел на нее так, будто ему дали пощечину. Повисла долгая пауза.

– Я помогу, – наконец сказал Марк. – Конечно помогу. Но я хочу вместе с тобой растить нашего ребенка. Николь, я люблю тебя.

Николь уставилась в пол, а сердце подпрыгнуло в груди. Внутри что-то перевернулось, будто ослабли невидимые тиски. Она не знала, вернется ли Марк. Николь все так же безумно любила его и не могла больше отворачиваться. Он упал перед ней на колени, она подалась вперед и позволила обнять себя.

– Николь, ты прекрасна! Я ни секунды не сомневался в этом. Мы вместе справимся со всеми трудностями.

Она кивнула.

– То, что ты говорил раньше о моей проблеме с Сильвией. Это неправда. Я всегда ее любила, а она…

– Знаю. Послушай, как я и сказал, у меня есть адрес Лизы. Я нашел ее телефон и смог дозвониться. Она рассказала мне всю правду о том, что случилось при твоем рождении.

Николь улыбнулась:

– С ней все в порядке?

Марк кивнул и потупился.

– Послушай, – снова заговорил он. – Мне нужно тебе кое-что сказать. Я работал под прикрытием вместе с Сильвией.

– Я это и так знала. Третья армия, не забыл?