— Это, разумеется, не мое дело, сэр. Стоило бы промолчать, но я же знаю, что вы друзья.

— Я раньше тоже так считал, — буркнул Бэнкс.

Мимо окна прошли две девочки-школьницы, возвращающиеся, по-видимому, с музыкальной репетиции: одна несла скрипку в футляре, другая — флейту.

Рассказ Хэтчли достиг кульминационной точки, и сидевшие за столом разразились хохотом.

— Сэр?

— Не обращай внимания. Так что с инспектором Кэббот?

— Прошлым вечером мы вместе ужинали. Мне кажется, она чем-то обеспокоена.

— Обеспокоена? Чем?

— Не знаю, сэр. — Уинсом понизила голос. — Она упоминала какого-то мужчину. Может, он следит за ней? Угрожает?

Явившись к Бэнксу, Энни намекала на молодых любовников, но о неприятностях с ними не сказала ни слова. Как все это понимать?

— Я поговорю с ней, — пообещал Бэнкс, мысленно спрашивая себя, как он это сделает, памятуя об их последнем столкновении и о ледниковом периоде, наступившем в их отношениях.

— Только не говорите ей о нашем разговоре.

— Ни в коем случае, — успокоил ее Бэнкс.

В этот момент в дверях паба показался дежурный сержант. Войдя внутрь и оглядевшись, он направился прямо к Бэнксу.

— Эрни, что, черт побери, стряслось? — спросил он.

— Как приятно обрадовать друзей своим приходом, — сострил Эрни.

— Любой человек будет рад услышать хорошие новости.

— Но вы-то никогда мне не радуетесь.

— Похоже, тебя это не останавливает.

— Только что пришел один тип, сосед Джозефа Рэнделла, того самого, которому вы сегодня предъявили обвинение.

— И что?

— Он утверждает, что Рэнделл не мог убить девушку. Хочет поговорить с руководителем следствия.

— С руководителем… — Бэнкс пристально посмотрел на суперинтенданта Жервез, всецело увлеченную доверительной беседой с Уилсоном. Не свалить ли разговор на нее? В конце концов, у женщин нынче равные права с мужчинами… Впрочем, рано или поздно ему все равно придется лезть в это дело. Так зачем омрачать торжество?

— Ладно, — сказал он, вставая. — Пошли.

Энни, ведя машину по шоссе А171, напряженно обдумывала разговор с Лесом Феррисом. Только что стемнело, и на дороге, петлявшей по краю вересковых пустошей, в это вечернее время почти не было движения. Из магнитолы звучала какая-то ритмичная мелодия, под которую было весело ехать, но болтовня между музыкальными номерами раздражала Энни, и она выключила радио. Что за абсурдную историю поведал ей Феррис! Убийство, серия преступлений на сексуальной почве, одно нераскрытое исчезновение человека — и все это восемнадцать лет назад! А тут еще некая таинственная женщина, два раза замеченная вблизи места совершения преступлений.

Что общего между той давней историей и убийством Карен Дрю, оказавшейся на самом деле Люси Пэйн? Как ни странно, но кое-какие взаимосвязи Энни все-таки уловила. Во-первых, место. Убийство Люси Пэйн совершено возле тех же самых скал. Во-вторых, велика вероятность того, что убийцей может быть женщина. Среди убийц женщины встречаются намного реже, чем мужчины. В-третьих, две жертвы были серийными убийцами — или считались таковыми: Грег Исткот и Люси Пэйн. В-четвертых, восемнадцать лет назад убийцу так и не нашли. И, наконец, пятый, объединяющий события признак: если во времена преступлений, о которых рассказал Феррис, убийце было около двадцати лет, то сейчас ей около сорока, как, по описанию Мэл Денверс, и призрачной Мэри. Вывод, конечно, слабый и уязвимый, но чем дольше Энни размышляла над ним, тем сильнее становилось ее убеждение, что историю необходимо пересмотреть заново, причем самым тщательным образом.

Необходимо разыскать Кита Макларена. За столько-то лет его память могла и восстановиться! И хорошо бы Феррис сумел раздобыть срезанный локон Кирстен Фарроу. Многое зависит от того, удастся ли установить идентичность волос Кирстен и хотя бы одного волоса, найденного на одеяле, в которое была закутана Люси Пэйн. Если нет, значит, она даром потеряла время… А вот если да — появится новая версия.

Какой прекрасный, тихий вечер, думала Энни, проезжая перекресток дороги, ведущей к заливу Робин Гуда. Она любовалась последними отблесками заката: на темно-красном фоне вырисовывались пурпурные силуэты холмов. К востоку, над Северным морем, небо как покрывалом было подернуто той необъяснимо-загадочной темно-синей переливающейся тенью, которая возникает во время заката в противоположной от него части небосвода. Низко над морем висела только что вышедшая серебряная луна.

Вскоре Энни очутилась среди уличных фонарей и огней светофоров и вздохнула, расставаясь с покоем безлюдной дороги. Ей повезло найти свободное место для парковки всего в нескольких ярдах от своего временного пристанища. Энни поставила машину и вошла в дом. В помещении было так холодно и темно, словно его обитатели давно съехали. Номер, конечно, дрянь, зато вон там, в проеме между крышами видно море, подумала Энни, включила свет, повесила куртку на вешалку и пошла на кухню. Обед она пропустила, выпив одну пинту против трех, которые залил в себя Феррис, а теперь обойдется стаканом вина, сыром и несколькими крекерами.

Завтра ее ожидает тяжелый день. Вздохнув, Энни поставила стакан и тарелку на стол и раскрыла ноутбук. Нашла список людей, имеющих отношение к жертвам Люси Пэйн, — их необходимо допросить. Теперь, после рассказа Леса Ферриса, появилось еще одно направление расследования.

Отработка всех версий, включая и Феррисову, угрожает слишком затянуть расследование. Выходит, Энни придется просить суперинтенданта Брафа о выплате сверхурочных — она уже посулила их Рыжей, а также о том, чтобы подключить к ее команде дополнительных сотрудников. Для Брафа, старающегося не выйти за рамки сметы, оба этих мероприятия — словно нож, приставленный к горлу. Энни была уверена, что сумеет заставить Брафа согласиться, вот только как это сделать, она обдумает позже.

Не исключено, что придется сыграть на любви Брафа к собственной персоне. Его легко отвлечь и заставить сосредоточиться на освещении расследования в прессе. Он прямо помешан на всем, что касается общественного мнения и его имиджа. Браф из тех людей, у которых при общении с журналистами уже готов ответ на второй вопрос, пока остальные участники пресс-конференции еще отвечают на первый.

Энни открыла почтовую программу. В этот вечер почта скачивалась почему-то слишком долго. Она выругалась про себя: видимо, кто-то послал ей письмо и в виде идиотской шутки прицепил к нему слишком большое приложение, например, отпускные фотографии, совершенно в данный момент ее не интересовавшие. Тут выскочило письмо, и в папке входящих она увидела имя Эрика, а рядом с ним скрепку — символ прикрепленного файла. Энни почувствовала, как тревожно сжалось сердце.

Как он узнал ее электронный адрес? Ах да, проклятый телефон! Ведь Эрик показывал ей, как пересылать фотографии. Она тогда, в клубе, послала фотографию на его адрес, тем самым раскрыв свой. Ну как она могла быть такой растяпой?