Он постучал. Раздался гулкий звук. Он подождал, но никто не ответил. Он постучал снова. Молчание. Постучал третий раз. Кольцо звенело о створку. В ответ тишина. Он собрался было уходить, когда голос, прозвучавший сразу отовсюду, спросил:

— Зачем ты стучишь?

— Я хочу войти.

— Кто ты? Назови свое имя и племя.

— Я Шай-Ама. Так меня нарек Дай-мэ-рак. У меня нет племени. Я пришел из Тьмы, но живу по обычаям племени Первых. Сейчас я принял долю человека.

— Кто ты?

— Я сказал.

— Кто ты?

— Я Посланник.

— Чего?

— Абстрактного Добра.

— Зачем ты пришел сюда?

— Пришло время ковать Меч. — Шай-Ама не ожидал, что скажет это. Слова сами вырвались из него.

— Проходи.

Ворота бесшумно отворились. Он вошел внутрь. Взору его предстала кроваво-красная равнина под светло-фиолетовым небом. На равнине на приличном расстоянии друг от друга росли корявые, черные деревья. Вместо листьев на них были огромные шипы. Шай-Ама восхитился увиденным. Пейзаж завораживал. Фиолетовое небо, черные деревья и кроваво-красная земля. Ему казалось, что он уже был здесь. Очень давно.

— Ты не ошибся. Ты действительно был здесь, — сказал тот же голос.

— Кто ты?

— Мы, — поправил голос. Возле деревьев замелькали зыбкие прозрачно-фиолетовые тени. Изредка они принимали образы людей или тех же корявых деревьев. А затем превращались в бесформенные сгустки тумана.

— Кто вы?

— Мы хранители этого места.

— Что это за место?

— Это просто место. Оно не имеет названия. Мы здесь живем. Зачем ты пришел сюда?

— Ковать Меч. — Слова снова вырвались сами по себе.

— Не ковать, а воссоздать его зримый облик. Меч всегда при тебе. Запомни это.

Шай-Ама наконец оглядел себя. Он был в длинной белой рубахе, подпоясанной перевязью с ножнами. Ножны были пусты. Он стоял босиком на кроваво-красной земле и не чувствовал своего тела.

— Идем с нами.

Странные существа стали удаляться. Шай-Ама шел за ними. Время здесь абсолютно не чувствовалось. Поэтому он не мог сказать, сколько блуждал меж корявых деревьев под фиолетовым небом, пока не пришел к огромному камню в форме куба.

— Ты у цели. Что ты видишь?

— Я вижу камень.

— Ты не ошибся. Знаешь, что это за камень?

— Нет.

— Во многих мирах его называются философским. Говорят, что в нем источник мироздания.

— Это так?

— Нет. Это всего лишь наковальня. Здесь Посланники куют Меч. Воссоздают свой духовный Меч в зримом облике.

— Что я должен делать?

Три бесформенных сгустка приблизились. Один протянул Шай-Ама иссиня-черные кузнечные щипцы, другой — молот, светившийся ярким белым огнем. Третий положил на камень странный шевелящийся сгусток. Он не имел ни цвета, ни формы.

— Воссоздай же свой Меч.

Шай-Ама быстро схватил сгусток щипцами. И сделал пробный удар молотом. Орудие не чувствовалось в руках. Оно было легкое как свет, а щипцы, которыми он держал сгусток, тянули к земле, так что при работе он опер их о камень. И он ковал свой Меч.

Удары молота гулко раздавались в тишине. Бесформенные сгустки раздували мехи. Работа шла. Чистый свет ударял в сгусток Бездны, коей на самом деле была заготовка. Тень держала заготовку в своих клещах. Так рождался Меч Бездны.

Когда работа была закончена, Шай-Ама вложил Меч в пустые ножны.

— Ты воссоздал Меч, который был всегда с тобой. Более здесь тебе делать нечего. Уходи.

И он ушел. И захлопнулись за ним ворота. А на пороге странного мира его ждала женщина. Когда Шай-Ама пытался сосредоточить на ней свой взгляд, он видел сразу всех женщин, которых довелось ему встретить на своем долгом пути. Самых красивых женщин. Она была молода, но с глазами зрелой женщины. Ей можно было дать и семнадцать, и тридцать, и сорок. Ее черты лица постоянно менялись. А глаза были черными, как два окна во тьму. Она была в длинном черном платье, тесно облегающем фигуру. На вечно меняющемся лице блуждала улыбка.

— Вот мы и встретились, враг. А ты знаешь, кто я?

— Ты одна из ее ликов. Ибо она Ничто и не может принять зримый облик.

— Ты прав. Я одно из лиц первозданной Силы, той, что Дай-мэ-рак использовал, чтобы создать свою Игру. Я Бездна.

— Да. Я твой враг, и я твой ключник. И ворота от тебя в мироздание — тоже я. Когда распалось братство Черных Всадников, которые разрушали миры, ты стала вольна сама забирать те из них, что ближе тебе. Но ничего не изменилось. Ты по-прежнему заперта.

— Я пошлю тебе противника. И если он победит, я выйду на свободу.

— Да будет так.

— Но я хочу спросить тебя, благородный Шай-Ама. Всего лишь спросить. Зачем тебе все это? Ты — ключ от двери. Ты почти что хозяин ее. Отопри, и вместе со мной ты станешь сильнее того, кого вы зовете Дай-мэ-рак.

— Ты заперта. Вот мой ответ. Выпустить тебя — значит слиться с тобою. Я сам по себе. Я живу и думаю. Я не хочу быть частью. Как и не захотел Дай-мэ-рак. Но я возьму много тебя и сотворю свою Игру. Когда придет время. Когда я пойму: кто я, пришедший из Тьмы?

— Ты пришел из меня.

— Ты лжешь. Я пришел из Тьмы. А Тьма — это всего лишь забвение, неизвестность. Я не помню, кем был, но знаю: я не был в тебе.

— Ты ошибаешься, Шай-Ама. Тот, кого ты почитаешь за Бога, и ты, и твой друг Одэнер, ушедший творить свою Игру, вы все пришли из меня.

— Со временем я узнаю ответ. Мы слишком разные, чтобы понять друг друга, Бездна. Слишком. Оставайся за чертой. Ты и так входишь в упорядоченное через души слабых людей. Ты всегда здесь, хотя ты заперта. Оставайся же там.

— До встречи, Шай-Ама! До встречи! Ибо я всегда рядом с тобой!

Он оказался на Дороге. На правом боку висела перевязь с Мечом. И эта ноша поначалу была тяжела.

Он шел по Дороге под синим небом, а по бокам Дороги росла изумрудная трава. Он снова был дома. По крайней мере, в месте, которое считал домом. Ведь он не знал, откуда он пришел и куда идет. Дорога медленно растворялась, и он чувствовал, как к нему возвращается ощущение смертного тела.

Мне самому трудно поверить, что прошло уже больше года после той памятной встречи, когда мне предложили работать наблюдателем. Сейчас на дворе октябрь 2001-го. В Москве стоит теплая погода, изредка накрапывает дождь. Я учусь в институте и работаю наблюдателем за бессмертными, как это ни безумно звучит. Я привык. Привык каждое утро, выходя на улицу, вставлять в уши наушники, слышать треск, а затем разговоры, годные лишь для исповеди перед психиатром. Я действительно привык.