обещаниями легкой победы над любым, кто слабее тебя. Добро же всегда требует больших усилий над собой. Намного проще отобрать у голодного последнюю корку хлеба, чем поделиться с ним крохами того, что у тебя есть. В первом случае ты гарантированно продлишь подобие жизни и агонию погибающей души, а во втором – не факт, что доживешь до завтрашнего дня. Зато сохранишь человеческое достоинство, самоуважение и веру в лучшую долю для человечества, – закончил Репс длинный монолог.

– И вы решили всегда и везде творить добро, – догадался Кузьма.

– Именно так.

– А если вы решили творить добро, зачем тогда пушка на крыше фургона? – с хитрым прищуром спросил Пашка. – Неувязочка получается.

– Вовсе нет. Я считаю, добро должно быть с кулаками. Иначе как объяснить заблудшим душам, что они заблуждаются? Ну и еще один аргумент: не будь этой пушки, разве вы бы сейчас говорили со мной?

Пашка, смущенно крякнув, потупил глаза в пол.

– То-то и оно. Ну ладно, хватит о лирике, давайте ближе к делу. Я ведь не просто так вас пригласил. Долг платежом красен. – Ребята переглянулись. Репс заметил тревогу в глазах гостей и поспешил успокоить: – Ничего такого от вас не требуется. Просто познакомьте меня с руководством вашей общины. У вас же есть лидер?

– Да, – кивнул Кузьма. – Это мой отчим.

– Отлично! Тем проще будет найти с ним общий язык. В качестве жеста доброй воли я довезу вас до места. Вы ведь покажете дорогу?

Пашка отрицательно мотнул головой и чуть не задохнулся от возмущения, когда Кузьма согласился. Репс почему-то не вызывал в нем доверия. Паштет хоть и прожил всего пятнадцать лет, но чутье подсказывало, что нельзя слишком откровенничать с незнакомцами. Беспечность товарища его поражала. Он и так много чего наболтал и, вдобавок, хочет теперь привести Репса к убежищу. А если тот вынашивает дурные планы? Мало ли чего он рассказал о себе. Правда это или нет, все равно не узнать, а наплести можно с три короба.

На крыше фургона опять что-то противно заскрежетало, как будто жуткое чудище провело когтями по железу. Пашка резко поднял голову к потолку.

– Это Матюха поменял азимут наблюдения, – пояснил Репс с отчетливо различимой в голосе гордостью за воспитанника. – Бдит малец, старается. Давно пора смазать привод обзорной турели, да нечем. Может, получится у вас разжиться чем-нибудь подходящим, а то заклинит не вовремя – и дело с концом.

Он хлопнул себя по коленям и встал со скрипнувшей под ним откидной скамьи.

– Ну, я оставлю вас на минутку, проверю, что там и как, а вы тут посовещайтесь пока.

Хозяин машины зашаркал подошвами ботинок по настилу из старых досок.

Пашка дождался, когда за ним захлопнется дверь в закуток с ведущей наверх лесенкой, и накинулся на друга:

– Ты что творишь? Спятил – этих двоих в убежище вести? А если они мутанты какие, ну или задумали чего?

Кузьма посмотрел на Пашку с улыбкой на губах.

– Помнишь, ты говорил, как было бы круто пригнать танк к убежищу?

– Ну, помню. И что?

– Чем тебе эта машина не нравится? Тот же танк, только на колесах, даже пушка есть. А если серьезно, Паштет, доверять надо людям.

Зрачки Кузьмы внезапно расширились.

Пашка хотел спросить, хорошо ли друг себя чувствует, как вдруг его глаза остекленели, рот приоткрылся, лицо вытянулось, а кожа приобрела матовую бледность.

– Доверять надо людям, – медленно повторил он.

– Вот именно.

Кузьма шмыгнул носом, провел пальцами над губой и с удивлением увидел, что они перепачканы кровью.

Дверь открылась. Репс вошел в жилой отсек.

– Ну что, договорились?

– Угу, – буркнул Кузьма и запрокинул голову в попытке замедлить кровотечение из носа.

Репс вытащил из кармана штанов мятый платок и сунул парню в руки.

– Держи.

Кузьма прижал тряпицу к носу, покосился на Пашку. Тот все еще сидел с отсутствующим взглядом, а из уголка приоткрытого рта тянулась тонкая ниточка слюны.

– Подвинься, – попросил Репс и, когда Кузьма чуть сместился в сторону, сел рядом с ним. – На самом деле мы не такие и разные, как может показаться на первый взгляд. Я сразу почувствовал в тебе родственную душу, да и ты, думаю, тоже ощутил нечто похожее. Верно? Иначе с чего бы ты стал так откровенничать. Вон Пашка твой до последнего чуть ли не волком на меня зыркал, хоть я и не давал повода. И до сих пор так бы смотрел, если б ты его не успокоил.

– Так это сделал я?! – искренне удивился Кузьма. Он убрал руку от лица, посмотрел на испачканный красным платок и снова прижал его к носу. Кровь по-прежнему текла, хоть и не так активно, как раньше. – Но как это получилось? Я ничего такого не хотел. Честно.

– Верю. Придет время, и ты научишься контролировать себя. У меня ушло больше пяти лет, прежде чем я разобрался, как управлять этим даром. Думаю, тебе будет проще, ведь ты моложе, и твой организм быстрее сумеет адаптироваться. Скажи, у тебя были сильные головные боли и похожие на эпилепсию припадки?

– Да.

– А как давно они начались?

Кузьма пожал плечами.

– Года полтора назад, наверное. Может, чуть раньше. Я точно не помню. Запомнил лишь, как сильно перепугался отчим, когда это произошло впервые. В убежище и без того туго с лекарствами, чтобы тратить их на неизлечимо больных. Он боялся, если кто прознает о моем недуге, его заставят отказаться от меня.

– Вот в этом и кроется основная проблема. Люди боятся всего нового и непонятного. Им легче прогнать таких, как мы, или уничтожить, чем найти способ мирно ужиться с нами.

– Но кто мы такие?! – воскликнул Кузьма дрожащим голосом. – Мутанты?!

– Вряд ли. Думаю, мы просто не такие, как все. Ты же не станешь называть мутантами тех, кто великолепно танцует, сочиняет музыку, пишет картины и книги или играет на музыкальных инструментах? Мы просто умеем делать то, что неподвластно большинству, вот и все.

– Вы поэтому уехали из того северного городка и пустились странствовать, – догадался Кузьма. – Боялись, что вас там убьют?

Слегка склонив голову набок, Репс поджал губы, словно говоря: может быть, и так.

– И вы все придумали насчет семьи и того, что жили когда-то здесь?

– А вот это чистая правда, – солгал Репс не моргнув глазом. – Я когда-то действительно здесь жил, потому и хочу попасть в убежище и поговорить с твоим отчимом. Вдруг он что-нибудь знает о моей семье.

– А вы не боитесь найти их через столько лет? Вы за это время сильно изменились, да и они, думаю, тоже. А вообще, наверное, это страшно. – Кузьма зябко передернул плечами. – Как будто встретить того, кто давно умер.

– О-ох! Моя голова, – простонал Пашка, приходя в себя. – Что случилось? Почему она так болит?

Кузьма с мольбой во взгляде посмотрел на Репса. Он не знал, что говорить другу. Правду все равно не