документах, подготовленных Ридом по заказу Робинса. Во-первых, он составил проспект для нового периодического издания в Петрограде, которое продвигало бы американские взгляды (то есть пропаганду) и, что наиболее важно, стимулировало бы американский бизнес и инвестиции в Россию. В проспекте открыто заявлялось, что " газета посвящена продвижению интересов американского капитала".[691] Как выразился один биограф Рида, "ни один революционер не захотел бы иметь ничего общего с таким испорченным предложением", но Рид захотел.[692] Опять же, потребность в наличных деньгах, по-видимому, "пересилила [его] моральные принципы". Другим объяснением может быть то, что Рид, как и Робинс, считал абсолютно необходимым добиться признания и помощи нового режима со стороны Америки, а наилучшим способом добиться этого — заручиться поддержкой Уолл-стрит. Вторым документом был откровенный отчёт Рида о беседах с большевистскими чиновниками на тему "будущих российско-американских торговых отношений".[693] Это было ещё одно странное задание для революционного социалиста.

Именно в конце 1917 — начале 1918 года Госдепартамент получил информацию о финансовых операциях между американскими и российскими банками. 2 ноября 1917 года, всего за несколько дней до большевистского переворота, компания "Guaranty Trust Co." использовала Русско-Азиатский банк для перевода 100 тыс. рублей (50 тыс. долларов) в Либаву в оккупированных немцами прибалтийских провинциях.[694] Затем указанные средства были зачислены на счёт банка "Schiff & Co." в Чикаго. Эта компания "Schiff & Co.", просто для ясности, не имела никакого отношения к Джейкобу Шиффу или "Kuhn Loeb", если не считать названия. Одним из людей, связанных с Русско-азиатским банком, конечно же, был Абрам Животовский. 28 января 1918 года Русско-азиатский банк снова фигурировал в переводе средств от "American Smelting & Refining Co." (Гуггенхаймс) и "Henry Heil & Co." (химического производителя) через "National City Bank", снова на счёт "Schiff & Co."[695] Было зарегистрировано почти то же самое в другом отчёте от 1 февраля. Другие отчёты от 30 января и 5 февраля показали, что Ганноверский национальный банк использует Русско-азиатский для прямых платежей в Сибирь.[696] 21 июня 1918 года появляется знакомый "Nya Banken", торгующий с филиалом Русско-азиатского банка в Лондоне (ранее руководился Александром Вайнштейном) и использующий его в качестве посредника с нью-йоркскими банками.[697] Всё это, возможно, было совершенно обыденными деловыми операциями, но они иллюстрируют относительную лёгкость, с которой деньги текли в Россию и из России даже в период острого политического кризиса.

Говоря о "Guaranty Trust", её представитель в России Генри К. Эмери оставался в Петрограде до конца февраля 1918 года. С пропуском, предоставленным лично Троцким, он отправился в Стокгольм через южную Финляндию, находившуюся тогда под контролем красных. К несчастью для него, он столкнулся с немецкими интервентами, которые интернировали его на следующие 8 месяцев.[698] Наконец, вернувшись в Нью-Йорк в ноябре 1918 года, Эмери стал тихим, но настойчивым защитником советского режима и протягивал руку финансовой помощи его различным эмиссарам.

Возвращаясь к Джону Риду, его роль была глубже, чем простого информатора и пропагандиста. В конце 1917 — начале 1918 года американская политика (и политика союзников в целом) в отношении нового российского правительства находилась в подвешенном состоянии. Вашингтон не согласился его признать, но одновременно заявил о готовности "пойти на любые благородные меры, чтобы избежать любого разрыва с большевистским режимом именно в это время".[699] В то время как многие американцы считали большевиков отвратительными радикалами и немецкими марионетками, другие, такие как Робинс и его начальник Уильям Бойс Томпсон, полагал, что договориться с ними не только возможно, но и желательно. Даже Чарльз Крейн, вернувшись в Округ Колумбия и встретившись с Палатой представителей и Вильсоном, посоветовал, что лучшее, что правительство США может сделать в настоящее время, — это позволить России "самой решать свою судьбу".[700] Красный режим объявил перемирие, но ещё не заключал мира с немцами. В этой нестабильной атмосфере, какими бы холодными ни стали официальные отношения, было практично поддерживать запасной канал для общения и переговоров. Это обеспечивали такие, как Рид, Робинс и Томпсон.

Уильям Франклин Сэндс — ещё один пример общения Рида с лицами, связанными с Вашингтоном, разведкой и Уолл-стрит. Сэндс был карьерным американским дипломатом, который помогал устранять неполадки в отдалённых горячих точках, одновременно являясь представителем американских банков и фирм. Проще говоря, он был шпионом, который использовал в качестве прикрытия дипломатические посты и коммерческие сделки. Помимо этого, если вы не знали, он был также знаком с Чарльзом Крейном. В 1916 году Госдепартамент предложил Сэндсу отправиться в Петроград в качестве "специального помощника посла", которому номинально было поручено курировать американскую помощь австрийским и немецким военнопленным и интернированным.[701] Вскоре после первой русской революции в марте Сэндс внезапно покинул свой дипломатический пост и вновь стал российским представителем "American International Corporation" с Бродвея 120.

Осенью 1917 года Сэндс, шпион-дипломат-капиталист, очень сдружился с Джоном Ридом, и новая должность Рида по защите интересов американского бизнеса идеально вписывалась в повестку дня AIC. Однако Сэндс никогда по-настоящему не разрывал своих связей с Госдепартаментом. Он не только продолжал получать секретную государственную корреспонденцию, но и по возвращении в США в декабре 1917 года привёз с собой дипломатические письма, содержащие копии русских секретных договоров, которые он передал секретарю Сената Роберту Лансингу.[702] Лансинг попросил Сэндса составить конфиденциальный отчёт об условиях в России. Сэндс, точно так же, как Робинс и Томпсон, выступал за признание Вашингтоном большевиков и оказание им помощи. Он чувствовал, что это послужит наилучшим интересам Америки и "American International Corporation".

Сэндс также встал на защиту Джона Рида. После различных задержек Рид наконец достиг американских берегов 28 апреля 1918 года. Вернувшись домой, он столкнулся с уголовными обвинениями за своё прошлое участие в якобы крамольном издании "The Masses". Последовали два неудачных судебных процесса, которые сделали Рида одним из самых известных радикалов в стране. 5 июня Сэндс написал Фрэнку Полку, главе Государственного бюро секретной разведки, письмо. Предполагаемой целью Сэнда было направить апелляцию от Рида с просьбой вернуть его документы, изъятые федеральными агентами по его прибытии. То, что Рид выбрал Сэндас в качестве посредника, доказывает, что он точно знал, кто он такой и на кого работает.

В письме, написанном со своего рабочего места в AIC в Бродвее 120, Сэндс категорически заявил, что "я не верю, что мистер Рид является либо "большевиком", либо "опасным анархистом", как его часто называют".