Приятной неожиданностью стал для И.В. Сталина вечер 21 марта. На даче его ждал сюрприз – семейный ужин. За столом хозяйничала Светлана в украинской юбочке и пышной блузке и одна из ее школьных подруг. С днем рождения поздравили Василий[2]оказавшегося проездом в Москве. Вручили ему подарки. Няня привела маленькую Галину, любимую внучку Сталина. Пели песни. Вспоминали последние предвоенные годы, время, проведенное летом на побережье Кавказа. Иосиф Виссарионович рассказал о своей несбывшейся мечте назвать своего второго сына Тариэлем в честь одного из самых благородных героев грузинского народного эпоса. На какое-то время он впервые за долгие военные месяцы ощутил душевный покой…

В последней декаде марта Главнокомандующий Юго-Западным направлением маршал С.К. Тимошенко, член Военного совета Н.С. Хрущев и начальник штаба генерал И.Х. Баграмян были вызваны в Москву. Вечером 27 марта они прибыли в Кремль и прошли в приемную Сталина. Вскоре их пригласили в кабинет Верховного Главнокомандующего, где уже находились Василевский, Ворошилов, Жуков и Шапошников.

«После обмена приветствиями, – вспоминал И.Х. Баграмян, – мне приказали докладывать. Развернув перед Верховным Главнокомандующим карту, я стал говорить о сложившейся на Юго-Западном направлении оперативно-стратегической обстановке и наших стратегических намерениях.

Во время доклада Сталин несколько раз прерывал меня, задавая вопросы. Ответы на некоторые из них должны были, как я понял, не только помочь ему более отчетливо уяснить некоторые детали наших предложений, но и проверить, достаточно ли обоснованны наши выводы, а может быть, и то, насколько подготовлен докладчик к выполнению тех обязанностей, которые на него возложены. Большинством же своих вопросов Верховный Главнокомандующий с большим тактом стремился, как мне показалось тогда, направить наши мысли в нужное русло и передать нам свои собственные взгляды на важнейшие вопросы тактики и оперативного искусства.

В тот памятный вечер, оставивший у меня неизгладимое впечатление, И.В. Сталин не раз по ходу доклада и в процессе его обсуждения также разъяснял нам, как наилучшим образом использовать боевые свойства пехоты, танков, авиации в предстоящих летних операциях Красной Армии.

После того, как я закончил свой сильно затянувшийся, против ожидания, доклад, началось его обсуждение.

Борис Михайлович высказал одно замечание принципиального порядка.

– Вряд ли целесообразно, – сказал он, – как предлагает Военный совет направления, предпринимать с началом летней кампании наступление в полосе действий каждого фронта. Не лучше ли сосредоточить основные усилия войск направления для нанесения мощного удара на одном главном направлении силами одного фронта или же на смежных крыльях объединенными силами двух фронтов?

С этим замечанием мы не могли не согласиться. По нашему представлению, главную операцию нужно было провести на стыке двух наших основных фронтов – Юго-Западного и Южного – с целью освобождения Донбасса и Харькова. Переход же в наступление Брянского фронта на Орловском направлении мы ставили в зависимость от того, будут ли с началом летней кампании войска левого крыла Западного фронта продолжать прерванное весенней распутицей свое наступление на запад.

Но тут вмешался в разговор Иосиф Виссарионович Сталин. Сохраняя невозмутимое спокойствие, он сказал:

– При своевременном и достаточно полном выделении Ставкой для Юго-Западного направления просимых резервов, вооружения и пополнения людьми предлагаемый Военным советом план наступления был бы приемлемым. Но вся беда заключается в том, что, к сожалению, мы сейчас в центре не располагаем резервами и другими силами и средствами для такого большого усиления Юго-Западного направления…

Затем Сталин развернул перед нами небольшую по размерам мелкомасштабную карту, на которой были схематично изображены все фронты Красной Армии, противостоявшие немецко-фашистским войскам от Баренцева до Черного моря… Он высказал мысль о сокращении размаха предстоящего наступления».

Спустя сутки план наступательной операции войск Юго-Западного направления в новом варианте был рассмотрен Сталиным в присутствии Шапошникова и Василевского. Он получил одобрение Верховного Главнокомандующего.

В первых числах мая в связи с поступившими новыми разведывательными данными Ставка ВГК внесла серьезные коррективы в свои планы. 6 мая Крымскому фронту был отдан приказ прочно закрепиться на занимаемых рубежах. Спустя сутки Калининский, Западный, Брянский, Юго-Западный и Южный фронты получили директивы, в которых требовалось осуществить перегруппировку войск, часть сил и средств вывести в резерв, подготовить их к участию в предстоя-щих наступательных операциях, а также к отражению контрударов врага. Ставка приказала также «немедленно приступить к развитию полевых укреплений на занимаемых позициях войсками фронта на глубину дивизионной оборонительной полосы (10–12 км), инженерные работы произвести с таким расчетом, чтобы батальонные районы были готовы не позже 15 мая 1942 года не только по переднему краю, но и в глубине». На северном фасе советско-германского фронта 10 мая Карельский фронт и 7-я отдельная армия получили приказ прочно закрепиться на своих рубежах.

Большое внимание уделялось стратегическим резервам, которые располагались так, чтобы они могли быть использованы в зависимости от складывавшейся обстановки, как на юго-западном направлении – для отражения ожидавшегося удара врага и перехода в решительное наступление, так и на западном – для надежного обеспечения района Москвы. Поэтому основные их соединения сосредоточились в районах Тулы, Воронежа, Сталинграда, Саратова, откуда они могли быть быстро выдвинуты на то или иное угрожаемое направление. Таким образом, более реалистическая оценка обстановки взяла верх, и в первой декаде мая Ставка Верховного Главнокомандования принимает более целесообразное решение. Однако очередной катастрофы избежать не удалось.

На рассвете 7 мая противник перешел в наступление в Крыму, его соединения ворвались на западную и южную окраины Керчи. Сталину докладывали, что основные силы (Крымский фронт насчитывал до 270 тысяч человек) успешно эвакуируются. Однако, когда стихли залпы в Керчи и он потребовал точных данных о потерях, в представленной Генеральным штабом сводке значилось, что Крымский фронт, обладая значительным превосходством над противником в силах и средствах, за двенадцать дней его наступления потерял 176 566 человек, 347 танков, 3476 орудий и минометов, 400 самолетов[3]. Читая сводку, Верховный Главнокомандующий с трудом сдерживал гнев.