Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, я ему обо всем рассказала. А Сидорову и Томаху, как вы и просили, ничего не говорила. Доброе дело вы затеяли!
— Спасибо, Аня... — Он смотрел на Виноградову и чувствовал, что рад этой встрече.
В конце дня Владимир нанес визит Сидорову, поведал ему о проделанном в Киеве моделировании. Начальник разреза остался доволен: шестьдесят тысяч экономии! Это что-то да значит. Зря Томах ругал ВНИГИ!
Сидоров был весел, любезен.
— Молодец, Владимир Петрович! Молодец! Большое тебе спасибо, парень... — говорил начальник разреза с неожиданно мягкой улыбкой на своем узко-мосластом лице.
И Кравчук как-то незаметно посветлел душой, радовался вместе с горняком. Ему было приятно, что Сидоров испытывает к нему доброе чувство.
Владимиру хотелось поскорее увидеть Петрунина, но тот был где-то на Северном участке — не то в шахте, не то в дренажных штреках, — так, по крайней мере, сказал Сидоров. Кравчук поужинал в столовой и, выйдя на улицу, направился по укатанному машинами грейдеру в общежитие. Он шел и думал о том, что, видимо, зря изводит себя заботами, мучается. Все довольны его работой. Но тотчас же вспыхнул, грубо перебил себя: нет, не все! И сам ты тоже не очень доволен, врешь, приятель...
Он шел и чувствовал, как в груди растет беспокойство.
Разыскав коменданта, попросил поселить, как и раньше, к Петрунину.
Зашел в Митину комнату, зажег свет. Те же алюминиевые раскладушки, а на них — спальные мешки. Стол, два стула. Электроплитка, портрет академика Обручева на стене...
За четыре месяца, пока он не был здесь, — ничего, по существу, не изменилось. Как бросил впопыхах в день отъезда полотенце на раскладушку, так оно и по сей день лежит на том же месте.
Владимир присел и задумался. Очередная командировка в Кедровск будет лишь на следующий год летом. И тогда на Южном участке ничего уже не изменишь. Владимир понимал, что вплотную заняться вертикальными скважинами надо именно сейчас. Сейчас или никогда. Другого благоприятного момента не будет. Но как быть с основным заданием? Игорь Николаевич предусмотрел довольно-таки обширную программу гидрогеологических исследований. Окон в ней не будет.
Владимир напрягся, по широкоскулому упрямому лицу пробежала тень. Надо решать... Что-то получишь, что-то потеряешь. На каких весах все это можно взвесить? Да и нужно ли?.. Нет, всего не предвидишь.
Митя пришел ночью. Грязный, как трубочист, продрогший.
— Снова, значит, к нам... Ну-ну, давай, наука, — сипло проговорил он и, крепко пожав Владимиру руку, устало опустился на стул. Воротник его черного дубленого полушубка был сивым от инея, на круглом, перепачканном автолом лице плескалась добродушная улыбка.
— Ну и чем же ты теперь будешь у нас заниматься, Вовка — божья коровка?
— Достань мне всю архивную геологическую и буровую документацию по вертикальным скважинам Северного участка. Но об этом ни Сидоров, ни Томах не должны знать. Усекаешь?
Митя одобрительно закивал. Такой подход к делу ему нравился.
— Ну, а как же твое основное задание по Южному участку? Ты что же... не выполнишь его?
— Пока не знаю... А вообще — потери неизбежны, — ответил Владимир и тотчас же ощутил облегчение: всё, выбор сделан.
Митя улыбался... Лед тронулся! И, хотя произошло это не совсем так, как он хотел, не по его «сценарию», но сдвиги — налицо. Видать, они нуждаются друг в друге; в характере одного из них есть черточки, которые помогают другому, — и наоборот...
На следующий день Петрунин вручил Владимиру две пухлые красные папки с геологической и буровой документацией по Северному участку.
— Завтра подкину еще. А пока — хватит и этого. Вкалывай.
И Владимир засел за изучение буровых журналов.
Перечерчивал стратиграфические колонки, выписывал марки погружных электронасосов, просматривал фотографии.
И чувствовал незатухающее беспокойство. Правильно ли он поступил? Он же все-таки в НИИ, ему дали четкое задание. Ну, что было бы, если б рабочие тракторного завода, например, стали вдруг в угоду своей прихоти делать мясорубки? Белиберда пошла бы. Дикая путаница... Получается так, что он умнее всех. И Бокова, и ученого совета, и министерства. Настоящий супермен! Кроме людей из своей лаборатории, абсолютно никого в это дело не посвятил. Как же, боязно мальчику: а вдруг начнутся мелочные придирки, насмешки? Что это: неуверенность в себе или преклонение перед западной техникой? Да пропади они пропадом, эти американские и немецкие станки всасывающего бурения! Жили тридцать лет без них, проживем и дальше... Подумаешь...
И в то же время: если не ты, то кто же начнет? Кто-то же должен начать, в этом Петрунин и Виноградова правы. Тем не менее, конечный результат в тумане. Ни единого огонька впереди. А между тем потерять можно все! Все, что у тебя есть. Ну а есть у тебя сейчас немало. Почти готовая диссертация. Прочное место в лаборатории...
Уехать из Кедровска, не повидавшись еще раз с Виноградовой, Владимир не мог. Он и сам не понимал, что с ним происходит. Надо было поторапливаться, дел было не счесть, а он идет на свидание.
Виноградова обрабатывала в конторе каротажные диаграммы. Увидев Владимира, удивленно вскинула брови:
— Заходите, заходите... Милости просим! Все знают, что вы в Кедровске, а где именно никто не знает. Вы, Володечка, как человек-невидимка! Что у вас новенького, где вы пропадали?
Он ответил, что был на Северном участке, — и умолк. Он чувствовал, как во рту сушит, словно неделю воды не пил. Виноградова что-то говорила, о чем-то спрашивала, а он украдкой (когда она склонялась над каротажной диаграммой) разглядывал ее чистое загорелое лицо и молчал, не зная, что именно нужно отвечать, потому как давно потерял нить разговора. Он видел, как под ковбойкой у нее ходили упругие бугорки грудей, а на тонкой шее пульсировала голубая жилка.
Остановившись, Виноградова подняла на Владимира синие, как васильки, глаза:
— Я уже второй раз спрашиваю: вам... мой красноярский адрес... дать? Точные координаты? Может, что-нибудь понадобится по геофизике? Ради доброго дела я готова на все!
— Что? Ваш красноярский адрес?.. Конечно, дайте! — спохватился Владимир и тотчас же начал извиняться.
Она улыбнулась, написала на листке бумаги несколько слов.
— Пожалуйста... Удачи вам!
Владимир взял листок, сложил его вчетверо. Снова развернул зачем-то.
— Спрячьте, а то потеряете... — добродушно сказала Виноградова.
Он машинально засунул в карман пиджака листок. Сухо поблагодарил ее и, буркнув «до свидания», двинулся к двери, злясь и мысленно ругая себя.
«Мальчишка! Ухажер несчастный!»
5