– Что с вами? – испугался Чижов. – У вас аллергия на цветы?!

– Дурачок, – ответила она, улыбнувшись сквозь слёзы, и погладила его ласково по щеке, – просто мне столько лет никто не дарил цветов.

Данила улыбнулся в ответ и сказал:

– Фаина Никаноровна, я бы никогда не дал вам сто лет.

– Ах ты, проказник, – кокетливо погрозила она ему пальцем. Но в глазах её по-прежнему просвечивало беспокойство за внучку. – Как ты думаешь, – спросила она Данилу, – Ксению скоро выпустят?

– Конечно, скоро, – горячо заверил он.

Вчера Данила передал Караваевой сообщение Мирославы о том, что майор разрешил Ксении разговаривать с сиделкой её матери, чтобы лишний раз не нервировать больную.

– Слава тебе господи, – искренне обрадовалась этому известию бабушка, – дай бог здоровья этому товарищу майору.

«Тамбовский волк ему товарищ, – подумал про себя Данила, – упёк Ксению, не разобравшись толком». Но вслух он, естественно, ничего не сказал.

На следующее утро Отбывайко позвонил на сотовый Мирославы и спросил:

– Как почивали?

Судя по его голосу, Волгина решила, что настроение у майора хорошее, и ответила:

– Прекрасно, – после чего спросила: – А вы, товарищ майор?

– И я вашими молитвами, – ответил он.

– Опанас Самойлович, а чего вы звоните? – не утерпела Мирослава.

– Может, я соскучился, – засопел Отбывайко.

– Только и всего?

Расслышав разочарование в её голосе, майор проговорил обиженно:

– А вам этого мало?

– Да как сказать, – рассмеялась она.

– Ладно уж, слушайте! Экспертиза показала, что Ксения, дочь Кирилла Несторовича Пинчукова.

– Кто бы сомневался, – обронила Мирослава себе под нос.

– Чего? – переспросил майор.

– Я рада, что вы это выяснили.

– А ордер на обыск у Окарова у меня на руках. Вы едете с нами или как?

– Я лечу, Опанас Самойлович! – воскликнула она.

Отбывайко хмыкнул и отключился. Мирослава ворвалась в его кабинет так скоро, словно она летела в прямом смысле, и он спросил ехидно:

– Вы, панночка, не на метле ли прибыли?

– Никак нет, товарищ майор, – отрапортовала она, – на «Волге».

– Тогда ладно. – И пробурчал: – ГАИ на вас нет.

Трудно было догадаться по лицу Окарова, удивился он прибытию полиции или ожидал этого.

– Вот, Андриан Кириллович, ордер на обыск, – протянул ему бумагу Отбывайко.

Окаров только отмахнулся – делайте то, зачем пришли.

Вскоре один из оперативников расставил на столе всю изъятую в доме обувь.

– Вот эти самые ботиночки, – с теплотой в голосе проговорил Отбывайко, – в которых вы были на последней вечеринке Рудневой.

– И которые были на вас, когда вы её убили, – тихо добавила Мирослава.

Окаров резко повернулся в её сторону.

– Что же вы не уничтожили обувь так же, как одежду? – поинтересовался Опанас Самойлович.

– Жадность фраера сгубила, – не удержался один из оперативников.

– Помолчи уже, Бубенчиков, – вздохнул майор, – тебе такой обувки вовек не таскать.

– Это точно, – легко согласился Бубенчиков, – я в своих ботинках шустрее бегаю.

– Посмотрим, что экспертиза покажет, – между тем продолжал майор.

– А покажет она тщательно замытую кровь, с натуральной кожи удалить её полностью невозможно, – заметила Мирослава.

– Да, я убил её. – Окаров снова посмотрел на Волгину.

– Вы что же, делаете признательное заявление? – живо откликнулся Отбывайко.

Андриан не отрывал взгляд от лица Мирославы.

– Но я не хотел этого делать.

– Не хотели? А как же нож? – спросила она.

– Понимаете, я видел, как Ада Константиновна и Лихолетов вышли из дома. Я догадался, что между ними назревал крупный разговор. И тут Белоногов послал меня за документами. Я и пошёл. Потом увидел их и подождал, пока Лихолетов уйдёт.

– Вы были уверены, что он уйдёт?

– Нет, конечно, но я надеялся застать её одну. И мне повезло. Я подошёл к Аде Константиновне и стал убеждать её, что она заблуждается насчёт Ксении. А она неожиданно разозлилась и стала оскорблять племянницу. А нож лежал там на лавке. Наверное, его забыли горничная или садовник, а то и сама Ада Константиновна, когда срезала цветы с клумбы.

– И вы схватили этот нож?

– Да, я взял его только для того, чтобы попугать её. А она пришла в страшное возбуждение, сначала начала хохотать как безумная, а потом набросилась на меня, и я машинально выставил руку с ножом вперёд. Она и напоролась на него.

– Вы знали, что по существующему завещанию всё отходит к Ксении, – скорее утвердительно, чем вопросительно проговорила Мирослава.

– Знал, – не стал отрицать Андриан и быстро добавил: – Если бы Ксению обвинили в убийстве, я пришёл бы и сознался! Честное слово!

– Однако, когда её задержали, вы промолчали!

– Я испугался! Но я не сомневался, что они скоро разберутся и её отпустят.

– А то, что Ксения, как говорит её бабушка, сидит в узилище, – это ничего? – сердито спросила Мирослава.

– Я был уверен, что её скоро отпустят, – пробормотал Андриан. – Я надеялся, что убийство Рудневой останется нераскрытым.

– И вы намеревались жениться на Ксении? – спросила Мирослава.

– Я мечтал об этом, – признался он едва слышно.

– Только этого ни в коем случае не могло бы произойти, – проговорила она.

– Почему? – удивился Андриан. – Я уверен, что смог бы завоевать её сердце. Ведь я на самом деле люблю её! – В его голосе прозвучала неизбывная боль.

– Может быть, и смогли бы, – не стала спорить Мирослава, – но всё же брак ваш был невозможен.

– Почему?

– Потому что Ксения – ваша сестра.

– Кто? Что вы такое несёте?!

– Я думаю, что об этом вам лучше расскажет ваш отец.

– Мой отец? При чём здесь мой отец? Он не мог знать родителей Ксении!

– Может быть, он их и не знал. Я говорю о приёмных родителях Ксении. Но ваш отец очень хорошо знал Аду Константиновну. Он не рассказывал вам об этом?

– Нет! Но Руднева – тётка Ксении!

– Ада Константиновна мать Ксении. – Мирослава обернулась к двери и крикнула: – Опанас Самойлович!

Только тут Окаров заметил, что майор куда-то исчез.