На исходе третьего дня Крувим вернулся домой. Каждый раз, возвращаясь домой, Крувим ожидал увидеть мать на кухне. На самом деле, от него ничего уже не зависело, и это чувство, всегда такое привычное, вдруг наполнило дикой яростью. Крувим даже испугался собственного отражения в запыленном зеркале прихожей, когда разувался. За три дня он съел только один кусок пирога с ревенем и котлету, и ту силком впихнул староста. Сил уже не оставалось. Надо сходить на кухню, посмотреть, что осталось на леднике.

На кухне был Дмитрий. Он сидел прямо за обеденным столом, развалившись и закинув ногу на ногу. Рядом лежал его шлемофон летчика. Оказалось, что у Дмитрия черные с проседью волосы, только проседь шла как-то странно – не привычной мелкой солью, а широкими прядями. Он сидел на стуле, который пустовал много лет. С тех пор, как пропал отец Крувима.

Дмитрий заметил Крувима, помахал ему рукой, но продолжил рисовать. На столе он разложил блокнот и что-то увлеченно чертил угольным карандашом. Крувим успел разглядеть большую звезду на какой-то башне с зубцами и неизвестные ему руны.

– Проходи. Чаю попьем, – сказал Дмитрий и улыбнулся половинкой рта.

– Я только топор возьму, – ответил Крувим осипшим голосом.

– Это пожалуйста, – сказал Дмитрий.

Он продолжил рисовать, даже не повернув головы в сторону Крувима. Тот несколько секунд стоял в трансе, потом сорвался за топором во двор. В прихожей Крувим успел различить, как Дмитрий устало вздохнул ему вслед. Он метнул топор сразу, как оказался на пороге кухни. Крувим понимал, что делает все неправильно, но не смог совладать с яростью. Дмитрий увернулся от неловко брошенного топора без видимых усилий.

– Мне нравится, – сказал он. – Ты взбешен. Это хорошее состояние. Полезное.

Крувим схватил кухонный стул и попытался ударить через стол. Дмитрий перехватил стул и отбросил в сторону одной рукой. Другой рукой он продолжил рисовать. Рисунок выглядел так, будто его делал ребенок, которому в школе задали изобразить праздник, – схематичные человечки пляшут в хороводе. В центре их танца была башня со звездой.

– Ты хочешь избить. Ударить меня. Но смысла нет. Я сильнее физически, – сказал он. – Даже если убьешь. Что изменится. Даже легче не станет. Думай, прежде чем.

– Ты ее украл! – закричал Крувим.

– Я не крал, – сказал Дмитрий. – Я ничего не делал. Зачем мне приходить. Если я украл. Я пришел помочь. Уйми гнев. Вспомни, чему я учил.

Крувим попытался толкнуть на него стол. От толчка угольный карандаш слетел с рисунка и оставил некрасивую полосу. Дмитрий поглядел на бумагу, и уголки его губ опустились. Со стороны можно было подумать, что он расстроен.

– Ты украл, ты убил. Если нет, то ты что-то с ней сделал. Ты колдун, ты что-то с ней сделал. Зачем она тебе? Зачем тебе моя мама? – спросил Крувим, задыхаясь.

– Я не крал. Ничего не делал. Но знаю, где она, – ответил Дмитрий.

– Где?

– Она здесь, – сказал Дмитрий и указал на рисунок. – Она там танцует.

Угольные человечки на нем водили темный хоровод. Крувим увидел, что они сливаются в мельтешащий круг, их очертания смазывают и меняются, словно нарисованные человечки и впрямь танцуют.

Но это просто в глазах поплыло. «Нарисованные человечки не могут танцевать», – подумал Крувим. Дмитрий щелкнул пальцами. Крувима дернуло, как от удара током. Он понял, что несколько десятков секунд неподвижно смотрел на рисунок с танцующими людьми, будто впал в транс.

– Сосредоточься. Сядь, не торопись. Успокойся. Сначала думай. Потом делай. Всегда слушай меня.

Крувим попытался успокоиться. Включить в себе рациональное начало. В самом деле, зачем Дмитрию было приходить, если он сотворил что-то страшное с мамой? Просто позлорадствовать? Разве он такой человек? Крувим собрался с силами и сел напротив Дмитрия.

– Выпей чаю, – предложил Дмитрий.

Крувим взял кружку. Руки так дрожали, что ложечка в ней отбивала мелкую дробь.

– Твоя мама ушла. За периметр, – сказал Дмитрий. – Стазис забрал ее. Но она еще жива. Она танцует сейчас.

– Что значит – танцует? Где она танцует?

– Сложно сказать.

– Ты сказал, что знаешь!

– Я знаю, – ответил Дмитрий и показал Крувиму рисунок.

Он вгляделся. Ну, хоровод. Нарисован коряво, словно совсем малой рисовал. У человечков даже руки и ноги не в те стороны. Крувим немного пришел в себя. Его отрезвила примитивность картинки.

– Она в хороводе.

– В каком еще хороводе?! – заорал Крувим. – Что ты вообще несешь, в каком еще хороводе! Что это такое, твой хоровод!

– Она пошла искать. Заблудилась. Не поняла. Когда начался Стазис. Они забрали ее. Я понял это. По следам. Я знаю Стазис, – сказал Дмитрий. – Ее забрали в хоровод. Это фигура Стазиса. Одна из. Эмиссары и куклы. Иногда танцуют.

Крувим впервые слышал об этом. Но какого черта он должен знать о Стазисе больше, чем ученый, который специально его изучал и чуть не погиб там? Ученый знает больше и просто так не скажет.

– И что теперь делать? Как ее спасти? Что такое этот хоровод вообще? – спросил Крувим.

– Сначала. Ты должен понять. Это не твоя вина, – сказал Дмитрий. – Вина. Вина не твоя. Не твоя.

Крувим медленно отставил кружку с чаем в сторону. Ну, конечно. Это он виноват. Это он убежал, мелкий идиот, соплежуй, баба. Забыл про мать, забыл про все. Конечно, она пошла его искать. Конечно, она испугалась и решила, что он сбежал за периметр. «Это только моя вина. Это моя вина», – подумал он.

– Ты должен ответить. На один вопрос, – сказал Дмитрий. – Прежде чем мы. Начнем работать.

– Какой? – спросил Крувим.

– Ты готов принять. Свою мать обратно?

– В смысле? – удивился Крувим. – Конечно. Конечно, я готов.

– Хорошо, – сказал Дмитрий. – Я помогу тебе. Без условий. Ты мне не должен.

– Правда? – удивился Крувим. – Ты… не обманываешь меня?

– Я никогда. Не обманываю, – сказал Дмитрий и улыбнулся. – Пообещай только. Что не будешь. Себя винить. Вины нет.

От этого Крувим едва не завыл. Странным образом слова Дмитрия вызывали в нем нечто противоположное. Дмитрий говорил, что нет никакой вины, и Крувим тут же понимал, что нет ничего, кроме нее. Кроме огромной, размером с небо, вины.

– Что я должен сделать? Я должен тебе что-то? Какую-то услугу оказать, помочь? Деньги дать? – спросил Крувим.

– Никаких условий. Помогаю просто так, – сказал Дмитрий. – Возьми это.

Он достал из кармана куртки маленький цветной шарик. Тот сверкал изнутри, переливался, словно был из лавы. Крувим даже залюбовался им. Он был похож на детские игрушки, но светился куда ярче и интереснее.

– Это… такой маячок. Твоя мать вернется. Положи его. Туда, где она. Обычно сидит. Я пойду в лес. Найду хоровод. Передам ей вещь.