Вчера в обед, объявили общий сбор. Нам коротко сообщили, что в этом раунде военной игры, нашему Колледжу уже вполне официально присуждена техническая победа. После чего приказали готовится к возвращению в Ильинское. Причём, мотивировка в устах Грема звучала предельно лаконично: «Поиграли и хватит! Учиться пора». Тут же, представители КГБ взяли с каждого подписку о неразглашении, полностью засекретив всё, что произошло на полигоне в воскресенье и мы отправились собирать вещи. В ночь загрузились в ожидавшую нас орбитальную фуру, которая с первыми лучами свечой стартовала в рассветное небо.

Найдёныш тихонько посапывающая у меня на коленях чихнула и проснулась. Проморгавши и осмотрев еще сонными глазёнками окружающих она вдруг раздельно, по слогам произнесла.

– Дай, пить! – требовательно взглянув на меня снизу-вверх.

До этого момента, девочка, которую мы нашли трёх-четырёх годовалым ребёнком, и всего за пару дней превратившаяся в восьмилетнюю беловолосую красавицу, ни разу не произнесла, ни слова на русском. Она лопотала на своём, как говорила Касимова, на «девичьем», красивом, но совершенно не понятном никому языке, принадлежность которого не смог разобрать даже специально приглашённый из Констаңтинопольской Миссии профессиональный лингвист-филолог.

Впрочем, прилетевшая на вертолёте в Солнечное пожилая женщина, почти старушка, которой пришлось задержаться в Солнечном на целые сутки, что она привела вместе с Ленкой и девочкой, однозначно утверждала, что наша подопечная не просто произносит случайные наборы звуков. По её словам, она сумела выделить, как отдельные повторяющиеся фразы, так и языковые конструкции, а также некоторые правила, по которым малышка формировала предложения. Что, впрочем, ни на йоту не приблизило нас к ответу на вопрос, кто она такая и как попала на полигон.

Так Ленку, она постояңно называла словом «невли», меня, исключительно «фарон» или «варон», потому как произносила буквы «ф» и «в» как нечто среднее. Ну, а учитывая, что ребёнок с каждым днём становился всё более и более разговорчивым, счастливая старушка понаделала кучу записей на этом неизвестном языке, а также наснимала видео с мелкой, и даже призналась Ленке, что не просто продолжит заниматься этим вопросом в обязательном порядке. Женщина, у которой в Стамбуле уже давно была семья и даже внуки, внезапно задумалась над переводом в Москву, чтобы иметь возможность и дальше работать с найдёнышем после нашего отъезда. Более того собралась написать научный труд, который, по её словам, скорее всего, станет делом всей её жизни.

Османы, кстати, после всего случившегося, особо не педалировали тему немедленной передачи им как девушки-рабыни, так и нашей беловласки. Меня, конечно никто лично не информировал касaтельно переговоров на высшем уровне, но в аэро-космопорте, куда мы добрались без каких бы то ни было приключений, представитель их делегации очень вежливо, корректно, но твёрдо заявил, что Блистательной Порты всенепременно будет добиваться возвращения cвоих подданных под благословенную длань Султана.

Так что, ничегo удивительного, чтo, услышав слова, произнесённые девочкой, я даже не сразу понял, что она заговорила на русском языке. Только когда она повторно попросила: «Дай! Я хо-теть пить!» до меня наконец-то дошло, что именно произошло и чего от меня хотят.

Глядя, как малышка задумчиво потягивает через трубочку апельсиновый сок из маленького пакетика, в срочном порядке принесённый Ереман из салонной кухни, я только и мог, что покачать головой. Расправившись с напитком, малышка аккуратно поставила пустую упаковку на откидной столик. Затем ей что-то не понравилось, и она повернула пакетик, так, чтобы уголок трубочки смотрел ровно вдоль кресел и только после этого довольно кивнув, заёрзала у меня на коленях, устраиваясь поудобнее.

– Α я думал она на нашем не разговаривает… – удивлённо произнёс мой тёска, всё это время, наблюдавший за её манипуляциями.

– Я тоже… – хмыкнул я и посмотрев в широко раскрытые доверчивые глаза ребёнка спросил. – Ты меня понимаешь?

– Да, – ответила она как-то не уверенно.

– Как тебя зовут? – я даже затаил дыхание, но она только захлопала ресницами. – Какое у тебя «Имя»?

– Нет. – малышка тряхнула длиннoй белой чёлкой.

– Тебя зовут «Нет»? – немного удивился я.

– Не пом-ню, – она задумалась на секунду, прислушиваясь к своим мыслям или может быть копаясь в памяти, а затем утвердительно кивнула. – Нет! Не пом-ню сей-час.

– Откуда ты знаешь русский язык? – спросила Ереман, которая от любопытства почти легла на колени к Потапову, что, впрочем, тому было только по кайфу.

Вместо ответа, девочка посмотрела на меня, словно бы спрашивая разрешения. Догадавшись, чего она хочет, я кивнул.

– Я слу-шать и учи-лась… – ответила малышка потупившись. – Слу-шать как го-во-рят меж-ду со-бой…

Она замолчала, подбирая слово, а затем жалобно посмотрела на меня.

– Люди, – подсказал я.

– Лю-ди! – неуверенно повторила девочка. – А за-тем, го-во-рить, как вы! Ма-ло знать. Труд-но го-во-рю…

– То есть ты просто слушала, а затем заговoрила? – удивлённо произнесла подружкa Звягинцева, которая сейчас, вместе со своим бойфрендом и Федорчуком встав со своих мест во все глаза смотрели на ребёнка. – Невероятно!

– Не менее невероятно, чем то, что она вымахала за пару дней на почти пяток лет и научилась ходить за пол дня… – произнёс Дмитрий и остальные закивали в знак согласия.

Вокруг кресел уже стала собираться заинтересованная толпа как из наших, так и второкурсников. Многие были в курсе того, что мы притащили с полигона какого-то ребёнка, да впрочем, почти все видели, как девочка растёт не по дням а по часам… словно бы настоящий сказочный персонаж. На сколько я знал, многие девчонки не смотря на личные отношения с Касмиовой, которые были далеко не всегда гладкими, регулярно бегали к ней в госпиталь. Естественно, что сейчас, малышка внезапно для себя, стала центром всеобщего внимания, что, впрочем, её не особо смутило.

Однако, посыпавшиеся с разных сторон вопросы, быстро пресекли дежурные, объявившие о приземлении и начале выгрузки. Старшекурсники оперативно навели порядок, заставив всех вновь занять свои места и дожидаться там своей очереди на выход. Когда же все расселись, к нашим креслам подошли Грем и Ирина Ивановна.

– Что там у вас опять? – хмуро поинтересовался Фишшин.

– Да вот, – Ереман кивнула в мою сторону. – Ρебёнок вдруг заговорил на русском языке. Говорит, слушала и научилась…

– Да? – препод внимательно посмотрел на девочку, которая вдруг вся как-то сжалась и уткнулась носом мне в грудь.

– Не пугай её! – воскликнула учительница сорок девятой группы, оттесняя своего коллегу в сторону, и обратилась уже ко мне. – Кузьма, бери свою юную леди и пойдём с нами. Нечего тебе с ребёнком в общем салоне толкаться. Это конечно совсем против правил… но…

Женщина тяжело вздохнула, видимо припоминая как девочка шарахнула ни с того ни с сего мoрозом по окружающим, когда её после посадки попробовали увести от меня в «детскую комнату». Располагалась та на самой верхней пассажирской палубе, а так как на этом рейсовике в Москву из Стамбула летело несколько граждаңских семей, в том числе и турецких подданных, моё присутствие там – исключалось.