Винченцо один. Отрывает голову от счетов, которые просматривал при слабом свете свечи.

Кто бы это мог быть? Магазин закрыт, поздно. Кто бы ни был, стук настойчивый.

Он подходит к двери, видит силуэт в плаще. Открывает.

— Ты? — спрашивает он спустя несколько мгновений.

— Я.

Он отступает в сторону, затем закрывает дверь на ключ. Возвращается в кабинет, сопровождаемый шуршанием юбок. Капюшон плаща падает, бледное лицо Джулии Порталупи вырисовывается в полумраке.

— Зачем ты пришла?

— Маме нужно лекарство. От холода у нее случился приступ сильного кашля с кровью. — Протягивает ему лист бумаги. — Вот. Эти травы.

— Тебе нельзя ходить по улицам в такое время. Должен был прийти твой брат.

Она смотрит в пол.

— Я сама хотела прийти. Джованни знал, но не остановил меня.

Что-то похожее на злорадный смех звучит в кабинете.

— Ага, наш дорогой добренький Джованни… Я говорил тебе, помнишь?

— Да. — Она так и стоит, протянув руку, словно ее записка — прошение.

Винченцо берет листок. Не смотря в него, кладет на стол.

— Но ты сама захотела прийти.

Она поднимает на него глаза.

— Да… Да, — повторяет громче. Ненавидит себя за это произнесенное слово.

Он обнимает ее. Закрыв глаза, она прижимается к нему.

Боится. Боится и сгорает от стыда.

— Что со мной будет? Я погибну, — шепчет Джулия. Она хотела бы заплакать, но не может, потому что тело взяло верх, сейчас оно само за себя решает, что и как ему делать. — Потеряю честь. Кто захочет меня после этого?

— Никто, — Винченцо снимает с нее накидку. — Никто не захочет. Ты — моя, — шепчет он ей на ухо и расстегивает пуговицы платья. Затем расшнуровывает корсет, стягивает с нее юбки.

Они опускаются на пол и занимаются любовью.

Потому что так и есть, Винченцо прав: тело не лжет. Жар в крови иначе не унять.

* * *

Проходят недели. Месяцы.

Потом, однажды вечером, все летит в тартарары.

Джулия, Джованни и Винченцо выехали прогуляться за городскими стенами, в районе палаццо Бутера. В экипаже мужчины разговаривают о делах и общих знакомых. Джулия, сидя рядом с Джованни, не смотрит на Винченцо, но чувствует, как его нога касается ее лодыжки, скрытой под юбками, отчего по телу пробегает дрожь.

Вдруг, повернувшись, Джованни замечает двуколку.

— О черт! — восклицает он. — Спиталери, торговец шерстью с площади Маджоне. Мне надо с ним кое-что уладить.

Джованни высовывается из окошка, окликает. Тот замедляет скорость, знаком подзывает его.

— Иди поговори, мы тебя подождем, — предложение Винченцо звучит как приказ.

Джулия беспокойно ерзает на сиденье, а Джованни выходит из экипажа и идет к торговцу.

Когда он исчезает из их поля зрения, Винченцо наклоняется вперед, привлекает ее к себе.

— Наконец-то! Иди ко мне…

Она закрывает глаза, прижимается к нему. Огонь и солома. И ясно, кто — огонь, кто — солома.

Такими их застает неожиданно вернувшийся Джованни: Джулию с ослабленным корсетом и юбкой, перекрученной на бедрах, и тяжело дышащего Винченцо.

Джованни смотрит на сестру, которая судорожно оглаживает платье, видит пряди волос, выбившиеся из шиньона, ее красные от стыда щеки. И с ужасом отмечает, что Винченцо не испытывает ни малейшего смущения.

В бешенстве он хватается за голову. Хочет закричать, оскорбить их, ударить.

— Ты… — медленно произносит он, обращаясь к сестре. — Ты позволила ему… Что вы наделали?

Она закрывает лицо руками.

— Не кричи, прошу тебя, — шепчет. — Прекрати, — умоляет.

Тут вступает Винченцо:

— Успокойся и уходи. Завтра днем я приду поговорить с твоим отцом.

Дома на Джулию сразу обрушиваются обвинения в беспутстве. Она сознается в отношениях с Винченцо, признается, что уступила ему. Брат неистовствует, повторяя, что считал ее девушкой честной и достойной уважения, а она отдалась первому встречному.

Сквозь слезы она находит силы защищаться и упрекает в случившемся Джованни, но он закрывает ей рот рукой.

— Не говори ерунды. Он взял то, что ты дала ему.

— Бесстыжая! — шипит наконец мать. Потом подходит, дает ей пощечину и тут же без сил падает на диван, задыхаясь и кашляя. Томмазо расхаживает взад-вперед, не обращая внимания на слезы дочери и тяжелое дыхание жены. Потом останавливается перед Джулией и тихим грозным голосом говорит ей, что подумает, отослать ли ее в Милан или закрыть в монастыре.

Она убегает в свою комнату, бросается на кровать, накрывает подушкой голову, заглушая рыдания.

На все. Она на все согласна, лишь бы они не разлучили ее с Винченцо.

На следующий день Винченцо приходит в дом Порталупи на встречу с обоими мужчинами. Они закрываются в кабинете.

Джулия и Антония, ожидая в гостиной, молча смотрят друг на друга.

Но Джулия не выдерживает: трое мужчин решают ее судьбу, даже не поинтересовавшись, чего бы хотела она. Ей надо знать, что происходит там, куда ей вход закрыт. Тогда она встает, подходит к кабинету и впивается взглядом в дверь, так что в ее памяти навсегда запечатлевается дверной узор с облупившейся краской.

Прислушивается.

Винченцо объясняет, как обстоят дела. Спокойным и самоуверенным тоном заявляет, что не женится на ней, потому что у него на сей счет другие планы. При этом он желает взять ее под свое покровительство и рассчитывает на их здравый смысл.

— Говорю как есть. Ваша дочь нравится мне, и я признаю, что соблазнил ее. Принимаю на себя всю ответственность, если вы это хотите услышать. Поскольку ничего уже не поправишь, — произносит он не без чувства удовлетворения, — я попросил вас о встрече, чтобы сообщить вам мои условия. Я не брошу Джулию на произвол судьбы и не хочу, чтобы вы выставили ее за дверь.

Потрясенный услышанным, Томмазо Порталупи гневно кричит:

— Где ваша совесть? Вынудили ее уступить вам и сейчас хотите сделать ее вашей девкой?

Джованни в ярости подается вперед, обещая поквитаться с ним за поруганную честь сестры.

Винченцо охлаждает его пыл одним сухим ответом:

— Не будь лицемером. Ты все знал.

— Я думал, ты будешь обходительным, потому что она моя сестра, старая дева…

Смех Винченцо звенит как пощечина.

— А я считаю, что ты — расчетливый сводник. Ты думал, что, подсунув ее мне, станешь привилегированным покупателем моих товаров, разве не так? Не будь ребенком. Сколько раз ты оставлял нас наедине? Сколько раз отворачивался в другую сторону? Джулия могла не заметить твоих уловок, но не я. И если я сделал ее своей любовницей, то только потому, что мне нужна была она, а не ваши деньги.