Делла отвернулась к окну. Уму непостижимо. Она сидит рядом с человеком, который убил ее мужа. Она занималась с ним любовью. Она никогда не простит Камерону его обман.

Он заставил ее страдать. Она потеряла друга, любовника.

Но даже теперь она тосковала по нему и страстно его желала. Ей хотелось броситься ему в объятия и излить душу. Рассказать о дурных предчувствиях и постоянном страхе, связанных с Клер и Уордами.

– Делла…

– Нам не о чем разговаривать, – сказала она.

Тревога Деллы росла с каждым днем. Все ее мысли были заняты Камероном. Кларенс отошел на задний план, и ее не терзали, как прежде, чувство вины и раскаяние. Не очень часто размышляла она и о Клер. Но встреча с ней обретала реальность. Завтра они окажутся в одном с ней городе. Делла почувствовала приступ тошноты и схватилась за живот.

– С тобой все в порядке?

– Я плохо спала сегодня. Думаю, ты тоже. Спальные места в этом поезде были очень неудобными.

– С одной стороны, мне хочется поскорее доехать и найти гостиницу с приличными кроватями, с другой стороны, я испытываю желание вернуться в Техас.

Камерон отложил газету, купленную на последней станции, где поезд простоял достаточно долго, чтобы пассажиры могли подышать свежим воздухом.

– Я говорил, что это будет непросто.

– Я передумала, – внезапно заявила Делла. – Не хочу видеться с Клер. Это бессмысленно. Я долго думала и решила, что лучше ничего не знать о ней.

– Не городи чушь, – нахмурился Камерон.

– Воображение рисует ее мне улыбающейся, веселой. А другой я не хочу ее видеть.

– Делла…

Она схватила его за руку.

– Прости меня, Камерон. Я зря потратила твое время и деньги. Я действительно не хочу ее видеть.

Он промолчал, и она снова заговорила:

– Мы останемся на ночь, отоспимся на удобных кроватях, отдохнем и отправимся в Санта-Фе. Не смотри на меня так.

К горлу подступали рыдания, но слез уже не было.

– Чем я могу тебе помочь? – спустя мгновение спросил Камерон.

– Ничем.

Она отстранилась от него и обхватила себя руками, глядя в окно. Поезд извивался между холмами, и когда они вышли подышать воздухом, царила приятная прохлада, однако Деллу била дрожь. Где-то глубоко внутри, так что это не было заметно.

Позднее, уже вечером, она сказала:

– Ты был в армии Шермана.

Ее не интересовала война, она слышать о ней не хотела. Но имя генерала Шермана знали все. Шерман разгромил южан. Это был полный крах.

– Мы покинули плантацию, – продолжила Делла. – Взяли все, что можно было погрузить в повозку, и отправились в Атланту. Через неделю Атланта пала.

Она взглянула на Камерона, затем снова уставилась в темное окно.

– К тому времени ты уже ушел из армии, направляясь на север.

Армию Шермана обвиняли в жестокости. Хорошо, что Камерон не принимал в этом участия.

– Все здесь кажется мне незнакомым.

– Я помню пожары. Люди бежали, не хватало мужчин, чтобы подносить воду и бороться с огнем. Жилые кварталы горели неделями. Кусок скверного мяса стоил столько, сколько в мирное время стоила хорошая упряжная лошадь.

Вряд ли стоило говорить об этом. Но это были последние воспоминания Деллы об Атланте. Она произвела на свет Клер, когда в воздухе пахло золой и дымом. Тогда Атланта находилась в руках янки, но большая часть армии Союза прошла вперед, двигаясь к побережью.

Губы Камерона были плотно сжаты, взгляд затвердел и стал ледяным.

– Первое время будет казаться, что не стоило сюда ехать.

Делла кивнула:

– У меня такое ощущение, словно ничего не изменилось. Мы проснемся, выглянем в окно и увидим зарево пожара, улицы, усыпанные битым кирпичом, и покинутые дома.

Где-то заплакал ребенок. Сердце у Деллы болезненно сжалось. Клер была всего в нескольких милях от нее.

Этой ночью Делле снова снилось, будто она идет за катафалком. Ей хочется заглянуть внутрь через заднее окно, сквозь вьющиеся по стеклу золотые узоры, но чувство вины останавливает ее. Она понимает, какое причинила Кларенсу зло. А у себя за спиной она слышит рыдания миссис Уорд.

Задыхаясь, Делла проснулась на вагонной скамье. Все они были там. Мистер и миссис Уорд, Кларенс, Клер. Даже Камерон был частью прошлого, которое не хотело ее отпускать.

У моста через реку Чаттахучи на воде сверкали солнечные блики. Окутанный тучами сажи и белыми облаками пара поезд со свистом ворвался на конечную станцию.

Паровоз остановился, путешествие закончилось.

– Делла?

Оглянувшись, Делла обнаружила, что в вагоне никого не осталось, только они с Камероном. Остальные пассажиры высыпали на платформу, где их встречали родственники и друзья, сновали носильщики с тележками, доверху груженными сундуками и чемоданами.

Делла едва держалась на ногах. К горлу снова подступила тошнота.

Коснувшись ее руки, Камерон пристально вгляделся в ее лицо.

– Ты побледнела. Плохо себя чувствуешь?

– У меня буквально раскалывается голова.

Тревога все усиливалась. Слышала ли Клер свисток паровоза? Далеко ли она?

Камерон обвил рукой ее талию и помог подняться.

– Давай-ка отправимся в гостиницу, и ты ляжешь в постель. Немного отдыха и полноценного сна на хорошем матрасе, и ты будешь в полном порядке.

Воздух на юге совсем другой, решила Делла, когда они спустились на платформу. Более теплый и влажный, но не сырой. Местные жители сказали бы, что день выдался прохладный, а запах дыма говорил о том, что горожане развели огонь и обогревают свои дома. Но Делле, закаленной жизнью на Западе, погода показалась теплой и приятной. Она взглянула на толстые ветви высоких дубов, нависающие над платформой, и подумала о том, что дома идет снег. Это был совсем иной мир.

Теперь совершенно чужой ей. Когда они ехали в экипаже, Делла сквозь окна разглядывала улицы. Без сомнения, здесь сохранились здания, пережившие войну, но она не узнавала ни дома, ни названия магазинов. Лишь некоторые названия улиц. Народу было полно. Также, как и экипажей.

Впрочем, Делла не могла хорошо знать Атланту, поскольку прожила здесь совсем недолго. Причем большую часть времени провела в уединении, готовясь к рождению ребенка, а потом приходя в себя после родов. Здесь она похоронила мужа, позволила отнять у нее дочь. Ни одного счастливого воспоминания.

В гостинице Камерой проводил ее наверх, в снятый для нее номер. Делла задержалась в фойе перед зеркалом, чтобы удалить булавки из шляпы, и первым делом отметила, что их номера не соединены дверью. Почувствовав облегчение и в то же время разочарование, она немного расслабилась.