Сквозь него она заметила движение в коридоре, кажется, медсестра покинула одну из операционных и куда-то быстро побежала, набирая на ходу номер телефона.

Женя с трудом поднялась, ее штормило. Она практически ползла по стенке к той двери, из которой выбежала девушка. Наверняка там Лева. Иллюминатор равнодушно отблескивал, не давая ей проникнуть в святая святых.

Шум в коридоре, кто-то бежит, несколько человек, доктора с повязками на лицах. Один из них кричит:

— Посторонние в коридоре! — очевидно, имея в виду ее, Женю.

Кто-то пытается ее увести, кажется, это медсестра. Но Женя упирается.

— Я никуда не пойду! — она пытается впиться ногтями в стену, обмякает в руках сестры, заставляя ее выпустить себя. Доктор злым голосом приказывает медсестре идти в операционный блок.

Тянутся секунды, растягивающиеся словно каучук, наматывающийся на колесо нервов, которое со скрипом крутится внутри, сокрушая и перемалывая кости, связки, внутренние органы, выбрасывая их в область сердца, поднимая его в горло, давя на кровь, оглушительно бьющуюся в черепной коробке. В коридоре тишина. Мертвая тишина…

Женя периодически отключалась, потом, чувствуя, что сползает на пол, приходила в себя, группировалась, обхватывала ноги руками, придумав, что она сбережет жизнь Леве, сохранив тепло где-то внизу живота, там, где эта жизнь зародилась.

Она не знала, сколько времени так провела. Она считала лишь периоды, когда ее из огненного жара бросало в адский холод.

После шестого приступа дверь операционной открылась, и вышел тот самый злой доктор. Собрав неизвестно каким чудом сохранившиеся силы, Женя вскочила и бросилась к нему.

— Что с моим сыном? — какой-то чужой голос, словно говорила не она, а настоящая мать ребенка.

— С вашим сыном будет все в порядке, — устало сказал Сафронов, снимая маску, разворачиваясь и идя к выходу из операционного блока.

Все реакции запаздывали на несколько мгновений. Похоже, она сказала что-то не то, но что?

Из операционного блока начали выходить люди. Медсестры, врачи. Их было какое-то невиданное количество. Наконец показался тощий эксперт из самих Штатов. Женя тяжело посмотрела на него.

— Лева будет в реанимации некоторое время, — начал он знакомую песню.

— Что с ним? — теперь голос пропал, раздалось хриплое карканье.

— Вадим гений, он был лучшим на курсе, — врач снял очки и потер переносицу.

— Что с моим сыном? — перебила Женя поток воспоминаний.

— Вашим сыном? Я думал… — доктор никак не мог ответить на вопрос, и Женю это невероятно бесило.

— Что с моим сыном? — заорала она, не выдержав.

— У него произошли две остановки сердца. Вадим спас ему жизнь, — тихо и просто ответил доктор и пошел по бесконечному коридору туда, куда удалился Сафронов.

Первая слеза, вторая. Через минуту их было не остановить. Женя рыдала, громко, с надрывом, по-детски утирая слезы, но они не останавливались. Словно внутри ее скопилась критическая масса жидкости, которую необходимо было выплеснуть наружу.

С распухшим носом, красными глазами, головой, кружившейся от каждого шага, Женя подошла к двери операционной. Каталку, на которой лежал Лева, выкатили в предбанник. Из дверей вышла суровая медсестра. Подтянутая, с идеально прямой спиной и строгим взглядом. Она прошила им Женю насквозь.

— Что вы здесь делаете? Кто позволил?

— Никто, там мой сын, — ровно ответила Женя.

— Вы с ума сошли, вы хотите его загубить? Мальчику нужна полная стерильность до полного выздоровления. Немедленно выйдите отсюда. Вы сможете его увидеть, когда мы переведем ребенка в палату.

— Хорошо, — Женя не стала спорить. Сквозь затуманенное восприятие до нее дошло, что она может быть опасна для Левы. Этого не должно было случиться.

Женя вышла из операционного блока и спустилась на первый этаж. Ей надо поблагодарить Вадима.

Медленно, словно пустыню Гоби, она преодолела коридор. Кажется, ей действительно надо принять жаропонижающее. Теперь, когда стресс немного отошел, она начала распадаться на куски с астрономической скоростью. Она чувствовала каждый орган в теле — голова раскалывается от боли, глаза с трудом ворочаются в пересохших глазницах, язык распух и царапает небо, глотать тяжело. Боль в правом подреберье, ноги ужасно тянет, как будто она три дня бежала марафон.

Она с трудом открыла дверь в приемную. Успела заметить лишь странное выражение на лице секретаря перед тем, как та преградила ей дорогу и начала теснить к выходу.

— Извините, Вадим Владимирович очень занят.

— Я подожду, — Женя сделала попытку войти.

— Нет, сюда больным нельзя, пожалуйста, идите в палату.

Женя почувствовала, что у нее больше не осталось сил, которые можно было бы потратить на борьбу.

— Мне нужно поговорить с вашим начальником, — она отрезала настолько резко, насколько хватило последних сил.

Секретарь смотрела с жалостью на худенькую девушку. Та за последние дни исхудала больше, чем это было возможно. Грязные волосы собраны в пучок, красные глаза, все в прожилках, абсолютно больной вид, рассохшиеся и искусанные в кровь губы.

Интересно, что у нее произошло с Сафроновым, после чего тот приказал больше не подпускать ее к нему ни на шаг.

Вадим слышал перепалку в приемной. Он знал, что Женя предпримет как минимум несколько попыток с ним повидаться, прежде чем поймет, что он не хочет ее видеть.

Сафронов плеснул в бокал еще коньяка, на три пальца. Выпил залпом и поморщился. Это поможет очень быстро. После восьмичасовой операции, во время которой он еще раз испытал все, что пережил тогда рядом с умирающим сыном. Во время которой мальчик умер и воскрес два раза и после которой он узнал, что женщина, про которую он думал, что она действительно другая, оказалась как все. Ложь. Опять ложь.

Коньяк уже начал действовать. Давление понижалось, руки перестали отбивать мелкую дрожь, и внутри разлилось тепло. Он закрыл глаза. Хотел заткнуть еще и уши, но решил не опускаться до этого. Вот секретарь все-таки выставила Женю за двери. Через две минуты Вадим Сафронов спал мертвым сном.

Женя побрела к выходу из клиники. Что угодно, лишь бы вырваться оттуда. Она поинтересовалась у медсестры на посту судьбой своих вещей, попросила жаропонижающее и запила его водой из кулера. Скоро ей станет легче. Леву она еще несколько дней не сможет увидеть, как ей сообщили. Собственно, ее миссия завершилась, она сделала то, что обещала, и может возвращаться к своей жизни. Хотя о чем это она? Жизни у нее не осталось.

Женя вышла на ресепшен и не успела опомниться, как оказалась в руках у Веры.

— Лева! Что с Левой? — заорала та.

— Все в порядке. Он в реанимации, к нему не пускают. Операция прошла успешно, — вяло ответила Женя.