Так пусть никто не называет тебя фигурой наподобие отца, Пит. Ярлыки, как ты выразился, хороши на банках с консервированным супом. Я же никогда не позволял другим навешивать ярлыки на меня.

Я любил, вот и все. Разве с другими не так? Нужно ли искать слова, чтобы это объяснить? Неужели это так трудно понять?

Может, люди просто боятся? Только чего? Я никогда не боялся.

На следующий день родители Хитрюги повезли нас отмечать окончание учебного года. Взяли брата Хитрюги, Шона, и его друга, соседского мальчика Кайла.

Отец Хитрюги предложил заехать за мной, но я не хотел, чтобы Макконелы увидели, в какой дыре живу, и я покатил к ним на велосипеде. А потом мы, четверо парней, уселись только что не на коленях друг у друга на заднем сиденье «Импалы», и меня притиснули лицом к стеклу. Путь пролегал по нескольким улицам, на которых раньше я не бывал. Ребята играли на подъездных дорожках в баскетбол, фонтанчики разбрызгивали на газонах воду. Все, как обычно. И вдруг я увидел нечто такое, что заставило меня обернуться. Мы двигались по улице Дорога высоких сосен и еще не успели свернуть на Мэйн-стрит. На подъездной алее стоял зеленый грузовик с большим изображением кленового листа в золотом треугольнике. Машина свангамской службы охраны природы, грузовик Пита.

Я старался запомнить, где отец Хитрюги свернул на Мэйн-стрит и припарковался.

– Превосходное заведение, – заявил он с таким видом, словно только что победил на выборах. – Вон там, через улицу.

Хотя меня и притиснули к выходящему на другую сторону окну, я прекрасно знал, что́ находится через дорогу. Вылез со всеми из машины и смотрел на закусочную «Голубая луна» с таким чувством, будто у меня в животе тяжелый камень. Мать Хитрюги заметила, что я пячусь.

– Что с тобой, Мэтью?

– Ничего, миссис Макконел. Просто… тут работает моя мама, вот и все.

– О! – Мать Хитрюги повернулась к мужу. – Джо, – произнесла она на пол-октавы выше, чем требовалось. – Ты знал, что мать Мэтью работает в «Голубой луне»?

Джо Макконел крутил в руке ключи от автомобиля.

– Нам вовсе не обязательно… то есть я хочу сказать…

– Все нормально, – перебил я. – Мать с радостью с вами познакомится, Джо, извините, мистер Макконел. Она собирается за вас голосовать.

– Очень приятно, – пробормотал отец Хитрюги. – Кэрри, скажи, это же приятно.

Я сидел на краю голубой банкетки рядом с Хитрюгой. Напротив нас устроились Шон и Кайл и сражались в принесенную с собой детскую игру – кто дальше запустит какую-то штуковину из соломки. Все обернулось ужасно, как я и представлял: заметив нас, мать поспешила в нашу сторону – поправила передник, прическу и вела себя с родителями Хитрюги самым почтительным образом. А те держали себя так, словно все трое дружили с колледжа. В какой-то момент Шон спросил, правда ли, что официантки плюют в напитки клиентов, если те им не нравятся. Когда настало время заказывать еду, Кайл попросил стандартный сандвич, а затем отказался от него, потому что не знал, что его прослаивают помидорами. Все это время мать с приклеенной на лицо нервной улыбкой хлопотала вокруг нас, точно безмерно гордилась мною – только, заметьте, не как личностью, а человеком из свиты уважаемых росборнских королевских особ. Кайл во второй раз отказался от сандвича: «В этом тоже чувствуются помидоры, а я терпеть их не могу». Но самое страшное случилось, когда мать убирала тарелки. «Патрисия, – обратилась к ней Кэрри Макконел… Пожалуйста, зовите меня Пэт… О, как мило. Так вот, Пэт, мы бы хотели как-нибудь пригласить вас с мужем на ужин. Ведь наши сыновья так дружны. Что вы на это скажете?»

– Будем очень рады, – ответила мать со своим выговором жительницы Куинса. – Принесем напитки, устроим веселую пирушку. Мэтью, возьми мою авторучку, напиши на салфетке телефон для миссис Макконел, а я пока уберу со стола. Джо, не торопитесь расплачиваться, спешки никакой нет.

Я сделал, как велела мать, и, пока писал, видел, как Макконел демонстративно бросал доллар за долларом, устраивая показательное шоу из вручения щедрых чаевых. Вскоре мы убрались.

Что же сталось с приглашением на ужин? Слава богу, Пит, вечеринка не состоялась, что было одним из многих положительных результатов того, что мой папочка покинул нашу грешную землю. Аминь!

Когда мы возвращались по Дороге высоких сосен к Макконелам, я заметил, что твоего грузовика у дома нет. Хитрюга с родителями собирался в тот же день в Уэстчестер к родным, и я подумал, не скатать ли мне в Свангамы, чтобы попытаться найти тебя. Но решил, что раз ты работаешь, это неудобно, и отправился домой.

После мучительного часа в закусочной, дома показалось отвратительнее, чем всегда: в переднем дворе груда мусора, которую каждому, кто вознамеривается добраться до двери, приходится с трудом преодолевать. Диски с колес, железяки, пустые канистры из-под масла, куча всякого хлама, старое откидное сиденье, половина трактора…

У стены две горы сломанных поддонов, и я, когда хотел проверить, дома ли отец, смотрел сквозь них, на месте ли его машина. В тот период отец был близок к установлению семейного рекорда: это была его последняя работа – он трудился на цементном заводе Дженсенов, и его уже недель семь или восемь не выгоняли. Когда отец работал, жить мне было легче – занятость на пару-тройку пунктов охлаждала его пыл.

Отцовского автомобиля за горами поддонов я не увидел. Если бы заметил, снова вскочил бы на велик и был таков. Открыл дверь в дом и, вспомнив ужастик в закусочной, расхохотался. Особенно забавным было то, как Джо Макконел отсчитывал чаевые – в ту пору все взрослые мне казались смешными. И тут увидел отца – он ждал меня на диване.

– Чему смеешься, Хохотун?

– Ничему, – ответил я.

– Садись и выкладывай про это свое «ничему».

Я опустился в самое дальнее от него кресло.

– Голоден?

– Нет, сэр.

– То есть ты хочешь сказать, что уже поел?

– Да, сэр.

– Что-нибудь вкусное?

– Пирожки с черникой.

– Пирожки с черникой? Где же ты такие отхватил?

В эту минуту я понял, что отец знает, где я находился. Мать была из тех людей, у которых что на уме, то и на языке. Наверное, как только дверь закусочной за нами закрылась, она бросилась звонить мужу – поделиться счастливой новостью, что нас собираются пригласить на ужин знатные люди. Наивный человек – мать, вероятно, надеялась, что он обрадуется.

Я оказался перед дилеммой: солгать отцу и получить за обман взбучку или сказать правду. Ближайшее будущее превратилось в реализацию плана, когда, поступай как угодно, результат один.

Заговорив, я сделал вид, будто мои слова ничего не значат. Да, Макконелы повели нас в «Голубую луну», и я ел там пирожки с черникой. И Кэрри, то есть миссис Макконел, тоже, и еще один мальчик…

– Стоп. В «Голубую луну»?