Абсурд.

В этом союзе было что-то неправильное. Как Ханна могла простить Хитрюгу, если он там был и ничего не предпринял? И не только простить, а выйти за него замуж!

Мэтью поводил ногой по траве. Сколько раз он признал, что поступил плохо? Полиции, прокурору, присяжным, судье, комиссии по условно-досрочному освобождению, Питу… Виновен, виновен, виновен. И не просто виновен, а сожалею о содеянном. По этой единственной причине он извинился утром перед Ханной. Извинился, потому что действительно сожалел.

Что она говорила людям? Рассказала ли кому-нибудь всю правду? Поведала ли школьной подруге? (Как ее – Фрэн? Нет, Джен.) Призналась ли матери, отцу, священнику? Мужу? Хоть кому-нибудь?

Мэтью все понял, как только увидел утром Ханну у своего дома, на газоне. Она стояла в солнечных лучах в двадцати футах за детективом Маккласки и сверкала на него глазом.

Она никому ничего не сказала.

Правильно ли, что Ханна умолчала о том, что́ случилось в тот день и за шесть недель ранее? Пусть она ни в чем не виновата, но и полностью невинной ее тоже не назовешь.

В общем, пусть приходит, поговорит с ним, и он опять извинится. Расскажет, как в то время было дело, и он продаст дом, даже перепишет на нее. Тогда Ханна, наверное, поймет, что он искренне просит прощения. Какая нужда ему в доме? Если Пит потерялся в мире, ему безразлично, где жить. Можно проводить какое-то время в Аргентине, например в Патагонии, стране гор, где он однажды видел, как раскололся ледник Перито-Морено, и пласты голубого льда, обрушившись в озеро Аргентино, подняли к небу гигантскую волну.

Внизу, на морщинистой поверхности реки Хадсон, искрилось солнце. Мэтью взглянул на часы – стрелки сошлись против цифры 12, и тут он услышал голос:

– Мэтью!

Повернувшись, увидел Патрика. Тот стоял неподалеку, заслоняя от солнца глаза.

– Рад тебя видеть, Патрик. Ты точен. – Мэтью постучал по часам.

– Куда ты собираешься везти меня? – Патрик опустил руку.

– Сюрприз, – ответил Мэтью. – Продолжаешь настаивать, что не поедешь в моей машине? Было бы время поговорить.

– Пообщаемся позднее.

Мэтью показал на автостоянку:

– Какая твоя?

– Голубая «Ауди».

– Хорошо. Следуй за моим черным «Мерседесом». Постараюсь тебя не потерять.

Патрик вырулил вслед за Мэтью на парковую автостраду «Пэлисейдс» – ту самую дорогу, по которой ехал утром.

Его поразило, насколько все было просто – Интернет пригоден для бесконечного набора возможностей, гораздо шире, чем кулинарные блоги, ингредиенты и рецепты. Покопавшись в картах Google, он обнаружил в пределах городской досягаемости множество заведений с уютными названиями: «Крутой Боб», «Охотник Дейв», «Би Джи оружейник». Как не завернуть туда и не выпить кофе или дружески потрепаться?

«Крутой Боб» открывался по субботам с шести утра. В конце часовой поездки потребовалось необременительное заполнение формы, за чем последовал телефонный звонок. Дело решилось за десять минут.

Еще до того, как они свернули на скоростную автостраду, Патрик догадался, куда они направляются. Начался путь на север – из земли торчало все больше камней, мимо мелькали знакомые с детства дорожные указатели: «Слотсберг», «Сафферн», «Скрэнторн».

Через час они покинули магистраль в Нью-Палц, и Патрик вспомнил о магазине художественных товаров, где они с Мэтью купили пластмассовые пеналы, подтверждающие их выдумку, будто они делали зарисовки на озере, хотя в одном прятали удочки и пневматическое ружье.

До окраины города оставалось несколько миль, но на горизонте уже виднелся горный хребет. Два поворота, и они оказались на дороге к Росборну. Патрик не был в родных местах с тринадцати лет. Пару раз подумывал съездить, однако к тому времени, когда обзавелся машиной, был уже женат на Ханне, и они договорились никогда не вспоминать о городе детства.

Они ехали мимо яблоневых садов, деревья гнулись под весом плодов – приближалось время сбора урожая. Скоро сюда хлынут горожане – люди вроде тех, которых он хотел бы видеть в «Загоне красного лося».

Хорошие здесь места, размышлял Патрик, пытаясь понять, насколько изменился Росборн. Но прежде чем они оказались в черте города, Мэтью свернул на пыльную обочину у яблоневого сада.

Его машине было не более года, и от этого Патрик снова разозлился. Чем он это заслужил? После того, как надругался над Ханной? Дорогой автомобиль, этаж в Трибека, дружбу с Жан-Жаком Ругери?

Патрик тянул за черным «Мерседесом», и ему все яснее становился смысл заговора. Это Мэтью заставил Дона Тревино выгнать его с работы. Только зачем? Чтобы подобраться к Ханне. Он делает это из извращенного чувства обиды, досады на годы, проведенные в тюрьме. И таким образом подбирается через него к Ханне.

«Смотри, Мэтью, как бы первым не подобрался к тебе я».

Патрик бросил взгляд на дорогу. Слишком много машин. Но это не имеет значения. Он выждет момент. Все готово. В багажнике ружье, уже заряжено, рядом моток липкой ленты, сто футов веревки и кухонный нож на случай, если понадобится перерезать веревку или что-нибудь еще.

Одно то, что Мэтью сговорился с Тревино выгнать его с работы, заслуживает наказания. Но кроме этого было много других мотивов. Справедливость, стремление покарать, самооборона. А самое главное – это единственный способ загладить то, что случилось двадцать шесть лет назад, компенсировать свое бездействие. Ведь Ханна от него ушла.

Взгляни в свой компьютер.

Мэтью вышел из машины и непринужденно улыбнулся.

Только посмотрите на него! Это называется, он понес наказание за то, что совершил? Но кроме прочего, нужно действовать потому, что это единственный путь вернуть жену.

Видеть тебя не могу.

Патрик открыл дверцу и ступил на пыльную обочину боковой дороги. Солнце давило в спину с тяжелой увесистостью камня, толкая вперед, поскольку выбора у него не осталось.

Никакого. Была единственная возможность.

МЭТЬЮ

Пятница за два дня до Четвертого июля – обычное, ничем не отличающееся от других утро. Встретились с Хитрюгой на нашем месте и провели в Свангамах несколько часов. Хитрюге пришлось уйти раньше – он был записан к зубному врачу, – я еще поболтался в горах. Выяснилось, что стрелять по жестянкам в одиночку не более увлекательно, чем торчать на уроках в школе.

По пятницам мать в закусочной не работала. Они с Билли, скорее всего, сидели в библиотеке – склеивали какую-нибудь муру, или пошли в бассейн Джоппенберга, или занялись еще каким-нибудь летним делом. Я радовался, что несколько часов дом будет в моем распоряжении, и, засунув воздушку под брезент, вернулся к Расщепленной скале.

Пока я крутил педали, мне не могло прийти в голову, что, хотя для меня день начался без событий, отец опять – и в последний раз – продемонстрировал свою потрясающую способность все испортить.