class="p1">Бурые обои местами отклеились, а шкаф-стенку следовало хорошенько протереть, иначе ни одна уважающая себя помойка его не примет.

– Знаю, что вы думаете, – проскрежетал Хьюстон между приступами кашля. – Имущество, нажитое преступным путем, и так далее…

Хьюстону было за семьдесят. Волосы зачесаны через темя, застегнутый кардиган висит мешком, шлепанцы просят каши. В комнате попахивало мочой – Ребус понадеялся, что кошачьей. Лицо у Хьюстона было все в рытвинах, зубы в никотиновых пятнах. Пока Ребус разглядывал его, Хьюстон закурил. Ребус, к своему удивлению, не испытал даже укола соблазна, хотя Хьюстон и не собирался предлагать ему сигарету. Ребус сунул руку в карман и с трудом, но удержался от того, чтобы вытащить платок и закрыть нос и рот. Неизвестно, какие вирусы витают вокруг, но вдруг сигаретный дым их убьет.

– Кристи все еще в Барлинни? – спросил Хьюстон.

– Его перевели в Сотон.

– Я его никогда не видел, но знаю, кто он такой.

– А также что он такое, – предположил Ребус. – На людей вроде него вы когда-то работали.

– В те времена взлом сейфов был благородным занятием. Никакого насилия – во всяком случае, с моей стороны. Проведите меня в офис или в ювелирный магазин – и я добуду, что вам нужно.

– Сколько раз вы попадались?

– Слишком много. И не всегда по своей вине. Стукачи свое дело знали. Содержимое сейфа получено, и сделка закрыта. А потом на кого-нибудь находит разговорчивость, и всегда всплывает мое имя, я же не из тех, кто угрожает расплатой. – Он замолчал, явно погрузившись в воспоминания.

Ребус терпеливо ждал. Наконец Хьюстон снова заговорил:

– Вы когда-нибудь слышали про Джонни Раменски?

– Нет.

– Поищите про него в книжках по истории. Самый знаменитый медвежатник в наших краях. Его прозвали “миляга Джонни” – он тоже никогда не прибегал к насилию. Герой войны, согласился, чтобы его увековечили в Памятнике коммандос. Благородное занятие, я же говорю.

– Он опять заговаривается? – Бри, шаркая, вошла в гостиную и поставила кружку мутного чая на подлокотник отцовского кресла. Уходить Бри, похоже, не собиралась, и Ребус попросил разрешения минут пять поговорить с Ларри наедине. Бри фыркнула, но удалилась, грохнув дверью.

– Она хорошая девочка, – сказал Хьюстон. – Взяла меня к себе, когда мне жить стало негде. Ребята в Сотоне всегда меня поддразнивали – я-де припрятал где-то денежки, с которыми буду горя не знать до конца своих дней. Как бы не так. Пока я сидел, жена растратила все до последнего гроша и откинула копыта, прежде чем я успел свернуть ей шею. – Он пристроил тлеющую сигарету на край пепельницы и подул на чай, после чего шумно отхлебнул.

– Я хотел спросить вас насчет Морриса Джеральда Кафферти, – сказал Ребус.

– Большого Джера?

– Вы работали на него несколько раз.

– Правда?

– Так говорит Даррил Кристи.

Хьюстон обдумал услышанное, взвесил варианты.

– Ну ладно. Предположим, работал. И что? – спросил он наконец.

– Вы ведь имели дело с Кафферти примерно в две тысячи шестом?

– Память у меня стала дырявая.

– Когда Даррил это услышит, он очень расстроится.

– Он и вполовину так не расстроится, как расстроится Большой Джер, если я начну молоть языком направо и налево. Насколько я знаю, Даррил за решеткой, а вот Кафферти разгуливает где хочет, может заявиться ко мне в любой момент.

Хьюстон так разволновался, что чай выплеснулся на штанину. Ребус встал, склонился к нему:

– Ларри, что вас так напугало?

Тут-то он и увидел на полу рядом с креслом Хьюстона наваленные свежие газеты, причем все они были развернуты на полосе со статьями о деле Стюарта Блума. Ребус нагнулся, взял одну и продемонстрировал Хьюстону:

– Откуда такой интерес, Ларри? Что вам известно?

Он уронил газету Хьюстону на колени и уперся кулаками в подлокотники, навис над хозяином. Мир Хьюстона теперь состоял из одного только Ребуса.

– Я уже не служу в полиции, – напористо заговорил Ребус. – Я теперь гражданский – старик, вышедший в тираж. Но у меня полно знакомых, которые еще служат. Достаточно одного моего слова – и тебя возьмут в оборот. Либо ты сейчас все рассказываешь мне, либо приготовься разговаривать с полицией. Дальше меня твоя история не пойдет, даю слово. Но если мне придется призвать на помощь отдел уголовного розыска, ты можешь в итоге снова оказаться за решеткой. Протри очки, посмотрись в зеркало – и увидишь, что у тебя есть все шансы умереть в тюрьме. Так что сделай приятное лично мне, расскажи, что тебе известно о Стюарте Блуме?

После паузы Хьюстон дрожащим голосом спросил:

– Все останется между нами?

– Не сомневайся.

– Почему я должен вам доверять?

– Потому что я дал тебе слово.

Хьюстон глубоко вздохнул и откашлялся.

– К Большому Джеру приходил один парень, из кино. Ему кое-что было нужно.

– И этот кинопарень был…

– Джеки Несс. Он спрашивал у Большого Джера, кто мог бы вскрыть сейф. Джер назвал меня. Так я и встретился с тем парнем.

– А тот парень был Стюарт Блум?

Хьюстон еле заметно кивнул.

– Ему надо было обработать офис Эдриена Брэнда.

– И ты ему помог? – Ребус забрал из рук Хьюстона кружку и поставил на пол рядом с газетами. Последовал еще один кивок, и Ребус тихо спросил: – Просто уточняю: ты с помощью Стюарта Блума взломал и опустошил сейф?

– Да.

– Где конкретно это произошло?

– Уэст-Энд, рядом с Палмерстон-плейс. Там тогда у Брэнда офис был.

– А сигнализация что?

– Тот парень с ней разобрался и впустил меня. Золотые руки.

– Камеры?

– Камеры были, но мы натянули балаклавы и рот особо не разевали.

– Что именно вы забрали?

Хьюстон покачал головой:

– Не знаю.

– Ну же, Ларри!

– Я правда не знаю. Когда я открыл сейф, тот парень посовал все, что там было, в сумку, которую принес с собой.

– Что за сумка?

– Обычный магазинный пакет. Белый, полиэтиленовый.

– Ты же должен был заглянуть в сейф хоть на пару секунд?

– Папки. По-моему, там были только папки. Ни наркоты, ни брюликов, ни денег. Я видел только картонные папки.

– Что потом?

– Со мной расплатились. – Хьюстон пожал плечами.

– И ты никогда больше не видел Стюарта Блума?

– Никогда.

– Что сказал Кафферти?

– Я с ним не встречался. Через неделю меня взяли ваши – из-за мастерской, которую я обработал за несколько месяцев до того. Мне дали три года и девять месяцев. Большой Джер отстегнул мне пару фунтов, но повидать меня не захотел.

– А когда ты вышел?

– По-моему, он решил, что я ему не нужен. Мир-то изменился. Сигнализации теперь хитрее устроены, везде камеры наблюдения. Ювелирные магазины – что твой Форт-Нокс. – Хьюстон нагнулся и поднял кружку. – Ну, выяснили, что хотели?

– Честно сказать, я не знаю, чего хотел. – Ребус подошел к окну и уставился на ряд домов